Крестная дочь - [13]

– Понимаю, – кивнула Осипова.

Она по-своему истолковала слова собеседника. Географ прилично одевается, всегда следит за собой, ездит на иномарке. У него дача в тридцати верстах от Москвы, большая квартира. Ясно, что все это куплено не на учительские копейки. В прежние времена Суханов работал в гражданской авиации, летал штурманом на больших самолетах и по жизни привык себе ни в чем не отказывать. Да и сейчас на стороне, видимо, имел добрый приработок. Так что, учительская зарплата для него так… Один раз в ресторане пообедать. Осипова спрашивала себя, что такой видный мужик забыл в школьной богадельне, что он тут делает, и не могла найти ответа.

– Наша зарплата – это смех, – печально улыбнулась Зинаида. – Некое пособие, чтобы учителя не слишком часто падали в голодные обмороки. То есть падали, но не каждый день. И не при детях. Ладно, Виктор Юрьевич, выздоравливайте. На уроках я вас подменю. Если вы помните, я сама учитель географии. В прошлом.

– Спасибо. Жаль, учебный год только начался, а я уже расклеился.

– Бывает. Кстати, больничный можете не брать. Пока дождешься своей очереди в поликлинике, болезнь пойдет.

– Или дуба врежешь, – кивнул Суханов. Именно этих слов, разрешения не брать больничный лист, он ждал от Зинаиды. Таскаться по врачам просто не осталось времени. Теперь алиби, можно сказать, в кармане.

– В аптеку есть кому сходить? – сворачивала на свою тему Зинаида.

– Я не глотаю лекарства горстями. И жена как раз из отпуска вернулась. Когда у меня начнется агония, предсмертные конвульсии и все такое, она, если будет в добром расположении духа, вызовет «скорую».

– Ваш черный юмор не всякий человек поймет.

Известие о жене, вернувшейся из отпуска, Зинаиде не понравилось. Но, подумав минуту, директор решила, что все не так уж плохо: с супругой у географа напряженка, до развода рукой подать. Разговоры об этом давно бродили среди учителей, теперь Суханов сам косвенно подтверждает эти сплетни.

– Я буду серьезен, – пообещал он. – Мне нужен покой. Вырублю телефон, не стану подходить к двери. А лучше всего, уеду на дачу. Свежий воздух – лучшее лекарство. Простите… И еще раз спасибо.

Он поднялся из кресла, попрощавшись, вышел на залитый солнцем школьный двор. Сев за руль Форда, Суханов подумал, что его алиби так себе, на троечку едва тянет. Если все пойдет наперекосяк с самого начала, если он попадет на мушку правоохранительным органам, фээсбэшники возьмут его в оборот, начнут прессовать мнимого больного, все маленькие хитрости не будут иметь никакого значения. Суханов не профессиональный убийца высокого класса, он не может, не умеет просчитать каждый свой шаг, предусмотреть любую неожиданность, да еще на скорую руку слепить себе убедительное алиби.

Остается надеяться на удачу. Если ему хоть раз в жизни должно повезти, пусть повезет сейчас.

* * * *

Лететь над морем, когда линия горизонта сливается с небом, не самое приятное занятие на свете. Вокруг нет никаких ориентиров, нет площадок для аварийной посадки. Кажется, что крохотная песчинка самолета утонула в этой голубой бездне. Впрочем, все это пустяки в сравнении с тем, что фишка легла правильно, на свое место, Тобаго проскочил наземные радиолокаторы и теперь находится в сорока пяти километрах от российского побережья. Здесь его уже не достанут. Суханов расстегнул пуговицы рубашки до пупа и сказал себе, что так и должно было случиться, если кресло пилота занимает Леонид Зубов, он проскочит хоть в игольное ушко, посадит самолет даже не на аэродром, а на рублевую монетку.

Когда-то сопливый немецкий студент Матиас Руст, стартовав из Хельсинки на четырехместной Цессне – 172, в одиночку обошел мощную систему ПВО тогдашнего Советского Союза, покружив над Кремлем, совершил посадку на Красной площади. Летный стаж этого девятнадцатилетнего мальчишки – всего пятьдесят часов или того меньше. Ему ли с Зубовым равняться.

– Здорово, – сказал Суханов в микрофон, соединенный с наушниками. – Даже не верится, командир.

– Во что тебе не верится?

– Ну, что мы проскочили. Что все самое страшное позади. Мне все кажется, что появится МиГ, помаячит впереди, качнет крыльями, попытается выйти на связь. А когда мы откажемся изменить курс и пойти на снижение, зайдет с тыла и выпустит нам в хвост неуправляемую ракету. И мы сгорим, превратимся в пепел, даже не долетев до земли. Эта картина долго стояла перед глазами. Она очень меня расстраивала.

– Все в наших силах, Витя, – Зубов был сосредоточен на своих мыслях, видимо не очень веселых. Он хмурил брови. – У тебя раньше не было такого богатого воображения. А сейчас оно просто того… Зашкаливает.

Этот упрек или похвала, понимай как хочешь, почему-то обрадовала Суханова. Впервые за время полета захотелось сказать доброе слово дамочке, сидевшей сзади. Он снял наушники и обернулся, посмотрел на нее: женщина держалась достойно, только лицо немного бледное, и зрачки глаз расширены как у наркомана, вколовшего дозу винта. А так все в порядке.

– Ты еще жива? – спросил Суханов. – Хочешь леденец?

– Спасибо за заботу, – выдавила из себя Панова и прищурилась как дикая кошка. – Мне уже лучше. Теперь вы можете ответить: где мы летим? И куда направляемся?