Крестики-нолики - [66]
И все-таки… Все-таки уезжает он, Сергей, а ребята остаются.
— Ну все! вырвал Сергея из мрачных раздумий голос матери. Немедленно прощаться и вниз! Кирилл! Кирилл, возьми, пожалуйста, вот этот ящик с посудой. Ты единственный человек, на кого я могу положиться. Алена! Сколько можно просить? Машина вот-вот подойдет. За вещами присмотри… Хотя от тебя проку! Шевелись! Шевелись!
Бабушка, не успевшая толком причесаться среди хлопот, обняла Сергея и долго целовала в глаза, в лоб, в волосы.
— Светлый будь… Светлый… Погуляй в лугах. Погуляй… — Перекрестив, сказала: — Господь даст, сгинет твоя болезнь! И будешь ты молодцом, всем на загляденье. Иди, поцелую еще.
Торопливо сунула в руки узелок, предупредила:
— Уж как приедешь, развернешь. Дотерпи… Чай, я тебе угодила… А сам бабушку целовать не будешь?
Сергей кинулся к ней на грудь.
— Ну будет, будет, — нежно потрепывая по затылку, шептала бабушка. — Недели через две соберусь, бог даст. Да приеду к тебе с гостинцами. А пока, вон глянь, что дядя Федор тебе припас…
Дядюшка, прячась за талую улыбку, неумело водрузил на Сергея, цепляя за костыли, новенькую, остро пахнущую лаком жестяную саблю в деревянных ножнах.
— Та самая… Что в магазине мне показывал. Не сомневайся… И это вот…
Правой рукой с отрубленным средним пальцем вручил Сергею круглую коробочку с ландрином. Чуть отойдя, посмотрел на Сергея, провел по голове ладонью.
Роняя костыль, Сергей схватил шершавую ладонь, прижал к щеке.
Двор встретил Сергея гвалтом воробьиной склоки. Ослепил роями взметнувшихся бликов, расколотых и выброшенных из полных луж.
Через откинутый задний борт трехтонки незнакомый шофер и Кирилл втаскивали в кузов громадный неподатливый мешок, наскоро сшитый из старой диванной обивки. Мешок был туго набит одеялами и подушками. Кирилла и незнакомого шофера наперебой подбадривали советами Евдокия Васильевна, Огольчиха и мать Окурьяновых. В конце концов Огольчиха не утерпела, подбежав, втемяшилась в мешок с такой силой, что он лопнул по шву…
К Сергею подскочил Иг, потянул в сторону подвала Щавы, торопливо выговаривая сквозь зубы глазастой Иринке, вертевшейся у них под ногами:
— Постой на атасе! Слышишь?.. А то налетит шакалье всякое…
— А ты не забудешь его попросить? — повиснув на руке Ига, напомнила девчонка, косясь на Сергея.
— Не забуду! — прикрикнул на Иринку Иг, продолжая тащить за собой Сергея. — Гляди в оба, пока не позову!
В углу «садика», в тени возле расщелины между домами, прислонясь к стене, стоял и грустно улыбался Ник.
— Вот, — начав неторопливо тереть ладонью кончик собственного носа, сбивчиво затараторил Иг. — Это от нас, ото всех… Он классный! Довоенный еще! Мы все думали-думали. Рыскали где ни попадя. А Ник как увидел у старика с хронометром. Вот, кричит, что ему надо! Давай же, Ник! Давай!
Ник отлепился от стены, протянул Сергею черную бархатную коробочку.
— Что это? — трепетно принимая коробочку, спросил Сегрей.
— Посмотри, — негромко предложил Ник.
Сергей бестолково вертел бархатную коробочку в руках, плохо соображая, как надо ее открывать.
— Да что ж ты за неумеха такой! — не выдержал Иг, выхватывая коробочку у Сергея. — Смотри! Видишь? Компас!
— Компас, — только и смог повторить Сергей.
— Ты один теперь везде ходить захочешь, — объяснил Ник. — А компас тебе за всех. Никакой собаки не надо.
— Нравится? — снова не утерпел Иг. — Как пользоваться им, знаешь небось? Смотри, оказывается, Кремль от нашего двора на северо-западе! О! — Иг истово хлопнул себя по лбу. — Чуть не позабыл! Медуница такой шнурок мировецкий в закромах у Вероники Галактионовны нашла! Чтобы ты на шее компас носил. Мы прямо задрожали все, когда она его нам показала! Представляешь, никаких карманов не надо! А на костылях тем более удобно. Увидишь — закачаешься! Мягкий, плетеный, с крапинками серебряными. На таких шнурках, наверное, орден Золотого руна носили. Или орден Подвязки! А ты будешь компас таскать. Шнурок прочный, как канат. Не рвется, не перекусывается. Скажи, Ник?.. Медуница сама тебе его на шею надеть хотела… Но ты же знаешь, если на нее накатит… Вдруг решила, что без спроса брать нехорошо. Хотя тетка ее наверняка про этот шнурок и не вспомнила бы никогда. Да и разрешит без звука, с удовольствием. Тем более что шнурок Медуница только вчера откопала. Но вот блажь ей в голову пришла… Как же все-таки без разрешения? Спозаранку в больницу помчалась и до сих пор нет.
— Да успеет она, вот увидите, успеет! — заверил всех незаметно появившийся Шашапал. — Сундучок с солдатиками Кирилл между двух чемоданов намертво засобачил. Да еще ящиком с продуктами задвинул. Так что все в ажуре, — не преминул он успокоить Сергея. — И сразу же спросил, обращаясь ко всем одновременно: — Как компас?
В горле у Сергея запершило… Но тут всех отвлекла Иринка.
— Вы все говорите, говорите! А никто не шакалит! Ну попроси, Иг. Ты же обещал!
Иг попытался было изобразить негодование. Затем, пряча глаза от Сергея, затараторил, стараясь сбить конфуз быстрыми отмашками:
— Понимаешь, Серега! Уж так вышло… В общем, я Иринке всякой всячины про герцога де Маликорма нарассказывал. Возможно, кое-что и не совпадает. Не в этом дело… Мы им осенью устроим представление! Ведь устроим?.. А вместо аванса покажи ей образину де Маликорма. Чтоб она про театр поняла… Можешь даже без всяких слов. Ну смотри, — резко меняя тон, напустился Иг на девчонку, — испугаешься или канючить начнешь, пеняй на себя!
Сценарий «Когда я стану великаном» касается нравственных проблем, волнующих наше молодое поколений. В нем рассказывается о победе добра и справедливости, чувстве долга и истинной дружбы, скромности и честности. Фильм по сценарию удостоен премии ЦК ВЛКСМ «Алая гвоздика».
Трудная судьба выпала на долю врачей и медсестер детского туберкулезного санатория, эвакуированного в дни войны в Сибирь. Их мужество и каждодневный героизм словно переливаются в чуткие души ребят. В свою очередь, мир детей санатория, их неуемная фантазия становится мощным подспорьем для женщин в их борьбе за жизнь и здоровье ребят.
В повести сибирского писателя М. А. Никитина, написанной в 1931 г., рассказывается о том, как замечательное палеонтологическое открытие оказалось ненужным и невостребованным в обстановке «социалистического строительства». Но этим содержание повести не исчерпывается — в ней есть и мрачное «двойное дно». К книге приложены рецензии, раскрывающие идейную полемику вокруг повести, и другие материалы.
В книгу известного писателя Э. Сафонова вошли повести и рассказы, в которых автор как бы прослеживает жизнь целого поколения — детей войны. С первой автобиографической повести «В нашем доне фашист» в книге развертывается панорама непростых судеб «простых» людей — наших современников. Они действуют по совести, порою совершая ошибки, но в конечном счете убеждаясь в своей изначальной, дарованной им родной землей правоте, незыблемости высоких нравственных понятий, таких, как патриотизм, верность долгу, человеческой природе.
В сборник известного советского писателя Л. С. Ленча (Попова) вошли повести «Черные погоны», «Из рода Караевых», рассказы и очерки разных лет. Повести очень близки по замыслу, манере письма. В них рассказывается о гражданской войне, трудных судьбах людей, попавших в сложный водоворот событий. Рассказы писателя в основном представлены циклами «Последний патрон», «Фронтовые сказки», «Эхо войны».Книга рассчитана на массового читателя.
…Человеку по-настоящему интересен только человек. И автора куда больше романских соборов, готических колоколен и часовен привлекал многоугольник семейной жизни его гостеприимных французских хозяев.
