— Что ты развел опять? — скривился Ник.
Иг вобрал голову в плечи, вздохнул и, укоризненно глянув на Шашапала, подытожил:
— Ясное дело — пообещали мы отцу помочь. Кто бы отказал?..
Поколебавшись недолго, доразъяснил:
— Я обещал… Ник молчал, а я обещал за себя и за него. Вечером она и явилась в цыганском платке расписном. Зато дочка у нее доверчивая… Иринка…
— Сразу к Игу прилипла, — жестко прокомментировал Ник.
— Зря ты на девчонку, — попытался смягчить непреклонность брата Иг. — Девчонка не виновата.
— У девчонки мать есть.
— Мать есть, — согласился Иг. — И больше никого.
— Теперь ты будешь, — усмехнулся Ник.
— Ладно. Про девчонку наговорились…
— И про мать ее все ясно, — нахмурился Ник, помолчал и напомнил: — Про орехи позабыл?
— Помню. Галина Мухамеддиновна мешочек с орехами лесными как гостинец нам принесла. Веревочку с мешочка развязала и все орехи на стол высыпала.
— И ты сразу хапнул! — напомнил Ник.
— Хапнул, — невозмутимо согласился Иг. — Хапнул и зуб раскрошил.
— Сморщился, дурак, — прерывисто вздохнул Ник. — А девчонка, на него глядя, заревела. Успокаивает, гладит его, а сама ревет.
— Ну ладно, — отвернулся от ребят Иг.
— Конечно. Опять ты хороший! — исподволь свирепел Ник. — Зачем девчонке рожи корчил? Всем понравиться охота?
— Лучше, как ты, крысами пугать? — огрызнулся Иг.
— Я не девчонку пугал, а этой чернявой ответил.
— Какой чернявой? — удивился Шашапал.
— Галине Мухамеддиновне! — рявкнул на него Ник. — Слишком шустро она продуктами отцовскими нас пичкать начала. Увидела, как этот ее «сыночек будущий» девчонке голову морочит. Та ведь маленькая и не понимает. Льнет к петрушке. Он же клоун у нас знаменитый!
— Гад ты и дурак, — хладнокровно парировал Иг. — Девчонка что тебе плохого сделала!
— Ты знаешь, я про кого! — заорал Ник. — Спасибо-спасибо. Вы тоже попробуйте. Давайте я вам положу…» — «Ах, мальчики, кушайте! Без витаминов вам расти трудно…» А сама на отца так и зыркает! «Счастливая семейка»!..
«Только Ника ничем не купишь, — съязвил Иг. — Ему говорят, что же ты ничего не кушаешь? А он оккупантам гордо в лицо: «За меня крысы все дожрут. Их у нас тут много!..»
— Зато девчонка как веселилась! — неожиданно засветился Ник.
— Как не веселиться! — засмеялся Иг. — Посмотрел бы ты на себя тогда! Точь-в-точь крыса недовольная. У которой кусок отнимают…
— Вы знаете, я такую крысу видела, — вдруг заговорила Медуница. — Я их много всяких помню. Но с обидой котора, только одну. Я у монахинь тогда жила. С едой негусто. А у Беаты бутылочка с клеем в келье стояла. Из крахмальной муки клей был. И сверху пробкой заткнуто. Мы как-то к Беате в келью тихо вошли — глядим, на бутылочке крыса сидит. Пробку прогрызла, но в горлышко ей не пролезть. А бутылка в гильзе тяжелой стояла. Не свалить. Так крыса хвост в клей макает и слизывает. Так и кормилась. Беата ее погнала. Крыса обернулась. И морда у нее в сильной обиде была…
Слова Медуницы внезапно всех примирили. Заставили примолкнуть. Устыдили даже.
Ник отвернулся ото всех, нахохлившись, вобрал голову в плечи, бесшумно ушел за ширмы. Шашапал, неловко сглотнув слюну, принялся поспешно растирать по лицу непрошеные слезы. Вырвав из кармана платок, Сергей, не глядя, протянул его Шашапалу.
Подобного приступа обжорства Шашапал не знал никогда. Возможно, оттого, что бабушка ни разу не варила таких щей из молодого щавеля. Обжигаясь и захлебываясь, Шашапал съел две полных тарелки подряд. А когда довольная Вера Георгиевна отправилась к подруге «понаслаждаться стихами Вийона», ненасытный Шашапал налил себе третью порцию еще неостывших щей, съел все до капли и даже вылизал тарелку.
Расплата пришла во время сна.
Сначала Шашапалу привиделась разбрызганная клякса величиной в двухэтажный дом. Постепенно клякса стала оживать, стягивая и сшивая зазубренные лучевидные осколки. Задышала, заколыхалась. Стала обрастать по краям мохнатым ворсом, похожим на иссиня-черных гусениц. В центре кляксы-паука вздулось белое пузырчатое пятно. В нем появились длинные печальные глаза. Нос хищной птицы. Рот с грязно-острыми бесчисленными зубками.
Вылупившись из кляксы, лицо тоскливо уставилось на Шашапала.
И тут он понял, что новоявленное существо не что иное, как сама Ночь.
Они смотрели друг на друга до тех пор, пока Шашапал не почувствовал, что сейчас Ночь попросит его о таком, чего он выполнить не в состоянии.
От страшной рези в животе он проснулся!..
Сквозь коридорную темень Шашапал помчался к спасительному туалету. Длинными шлепающими прыжками. Монументальные часы в комнате соседей-молчунов зловеще пробили дважды, когда Шашапал покинул обитель индивидуальных размышлений.
Теперь ему нестерпимо хотелось пить. И хотя глаза давно привыкли к темноте, в ванную Шашапал идти не рискнул, предпочел вымыть руки и напиться из кухонного крана.
Середина короткой июньской ночи была завешена туманом.
Ноги сами повели Шашапала к окну. В том месте, где Черниговский переулок шел на изгиб, в плотной толще тумана высветились две точки. Медленно расширяясь и накатываясь, бесшумно поплыли по невидимому ущелью проулка, устремляясь в спящие недра двора. Вслед за первыми раструбами приближающихся фар вспыхнули, засветились вторые.