Крестики и нолики - [52]

– Джуд! Джу-у-уд!

Я ужасно испугался, что брат еще спит. Вскочил и заозирался: где же он?

Только тогда я сообразил, что вся комната, весь дом полны совсем не дыма. От мощного запаха чеснока защипало в горле, тут же хлынули слезы. Я кашлял и кашлял, легкие были готовы взорваться, разломав ребра, из глаз текло ручьем. Слезоточивый газ! Я с трудом поднялся и ощупью побрел к входной двери.

– Лежать! Всем лежать! – заорал на меня чей-то голос, нет, несколько голосов.

Я повернулся на крик, но меня сразу толкнули, поставили на колени, заставили лечь на пол. Подбородок больно ударился о твердые половицы, я прикусил язык. Руки заломили за спину. Вывернули. В запястья впилось холодное твердое железо. Глаза болели. Легкие болели. Язык болел. Меня рывком поставили на колени, потом грубо подняли на ноги. Погнали вперед пинками, толчками, ударами. Я ничего не видел. Закрыл воспаленные глаза – и да, честно признаюсь, к этому времени я плакал, чтобы смыть слезоточивый газ и поскорее избавиться от этой боли. В легких скребло, словно наждаком. Перестать дышать. Взять и перестать. Но я не мог. А каждый вдох ударял в нос, будто мышьяк, и резал грудь, будто бритва.

– Джуд! Мама! Папа! – звал я, но слова только душили меня. Только душили.

Я больше не мог этого вынести. Тело скрутило судорогой, согнуло пополам. И вдруг мы оказались снаружи. На улице. На прохладном ночном воздухе. Я попытался вдохнуть. Легкие кромсало ножом. Вдохнул с силой. Еще воздуха – чистого, свежего воздуха. Когда меня заталкивали на заднее сиденье машины, я услышал мамин плач.

– Мама! – крикнул я. Заморгал, снова заморгал, закрутил головой, чтобы увидеть ее. Передо мной плясали тени и силуэты.

Машина тронулась. Руки у меня были по-прежнему в наручниках за спиной. Все тело болело.

И я до сих пор не понимал, за что со мной так.

Глава 57 × Сеффи

Я так больше не могу – метаться между мамой, Минни, школой и Каллумом, словно бильярдный шар. Мою жизнь контролирует кто угодно, только не я. И становится не лучше, а хуже. Надо что-то сделать. Надо… надо бежать.

Но Каллум…

Не хочу терять его. Не хочу покидать его. Но надо. Каллум из породы победителей. Я – нет. Он поймет, если я ему все объясню. Когда я рядом с ним, я не могу думать. Прискорбно, но факт. Унизительно, но факт.

Сегодня он поцеловал меня. И обнял. И гладил меня по спине, по попе, по талии. И прижимал меня к себе. Это было так странно. Будто там, рядом с ним, мое место в жизни. Но ведь это не так. Знать бы, зачем ему все это. Хотела бы я прочитать его мысли.

Вот было бы чудесно, если бы мы с Каллумом…

Прекрати!

Это просто глупо. Тебе же, в конце концов, всего четырнадцать. Сеффи, тебе надо перестать витать в облаках и наладить собственную жизнь! К тому моменту, когда ты будешь готова остепениться, у Каллума уже будет жена и шестеро детей. Разберись сначала с собой, потом с собственной жизнью, а любовь оставь напоследок! Будто Каллуму вообще интересно с малявкой вроде тебя!

Но он меня поцеловал…

Прекрасно, вот уже я сама с собой разговариваю. Уговариваю себя. Я и правда схожу с ума. Но надо думать своей головой. Бежать. Наладить свою жизнь. Начать прямо сейчас, пока не поздно.

– Мама, я хочу уйти из школы.

Мама открыла глаза и заморгала, будто контуженная сова:

– Ч-что, солнышко?

– Я хочу уйти из школы. Бросить вот это вот… вот это все.

– А г-где ты будешь учиться? – Мама с трудом села в постели.

Глаза у нее были красные, как у вампира. В воздухе витал красноречивый запах. Я смотрела на маму – и это было словно смотреть в зеркало, которое предсказывает будущее. Но лишь на миг. Запах был гнусный, вид еще хуже. И зеркало треснуло.

– Я хочу уйти из школы. И перевестись куда-нибудь в пансион…

Каллум…

– Я думала, может быть, в пансион Чиверс, это не очень далеко отсюда.

Достаточно далеко, чтобы не жить дома. Слишком далеко, чтобы приезжать на выходные – в обе стороны. Достаточно далеко, чтобы найти в себе хоть что-нибудь, что мне нравится. Достаточно далеко, чтобы повзрослеть.

– Всего километров сто пятьдесят, – продолжила я.

Каллум…

– Но… но как же я без тебя?

По маминым глазам я поняла, что до нее наконец дошла суть нашего разговора.

– У тебя останется Минни. И слуги. И все твои подруги, вечеринки и… все остальное. – Я выдавила улыбку. – Я хочу уехать. Мама, пожалуйста!

– Ты правда хочешь уехать из дома?

– Да.

Мама посмотрела на меня. На миг между нами установилось полнейшее взаимопонимание. И мне от этого стало ужасно грустно. Я даже чуть не передумала. Чуть-чуть. Но все же нет.

– Вижу, ты твердо все решила.

– Да, решила.

– Когда хочешь перевестись?

– Прямо сейчас. Ну или в крайнем случае с сентября.

– Но ведь до сентября всего несколько месяцев.

– Да, так и есть.

Мама посмотрела на меня, потом опустила взгляд.

– По-моему, не стоит, лапочка, – мрачно проговорила она.

– Мама, я хочу уехать.

– Мне кажется, это не самая удачная мысль. – Мама покачала головой.

– Для кого она неудачная? Для тебя или для меня?

– Сеффи, я сказала нет.

Я развернулась и вышла, хлопнув дверью, с мрачным удовлетворением отметив про себя, что от грохота мама приглушенно застонала. Прислонилась к стене: нужно было обдумать следующий ход. И тут, в момент предельной ясности, я поняла, что удерживает меня только одно. Я не могу прямо сейчас упаковать вещи и хоть пешком уйти в Чиверс, потому что меня останавливает один-единственный человек. И я понятия не имею, как объяснить ему свой план, а придется. Каллум поймет. Он будет на моей стороне, как только поймет, что мной движет. Мы с ним родственные души.