Крест толкователей - [19]

— Завтра тут будут. В первой половине. Но как узнали-то, суки, а? Капнул, что ли кто? Копают под меня, слышишь, Глеб, копают… Нюхом чую…

Скоробогатов взял со стола стакан и решительным залпом выпил его до дна. В этот момент и стало очевидным, что чай в нем давно остыл.

* * *

Солнце гуляло по комнате Ракитина с утра и почти до самого полудня. Сейчас его лучи преломлялись в граненом стакане, где гудел, покрытый мелкими пузырями, кипятильник.

Когда вода закипела, Ракитин выдернул штепсель из розетки и, обжигаясь, выхватил кипятильник из стакана. Щеки капитана были густо намылены. Он бросил в кипяток шепотку чая из пачки со слоном, накрыл стакан пластиковой крышкой и поставил завариваться на подоконник.

Быт капитана был скромен, небогат и достаточно опрятен. На стене висела книжная полка с двумя десятками потрепанных книг, прямо под нею располагалась по-армейски застеленная узкая металлическая койка. Письменный стол с настольной лампой стоял в углу, у окна, а в центре комнаты была жестко растянута между полом и потолком потертая боксерская груша. Напротив кровати, у противоположной стены, стоял стальной несгораемый шкаф, выкрашенный охрой.

Чаю еще предстояло настояться, а пока Ракитин вернулся к шкафу и открыл одну из его створок. На внутренней стороне ее был подвешен латунный рукомойник, над которым оказалось небольшое зеркальце, прикрученное шурупами. Ракитин пододвинул ногой ведро, в которое должна была стекать вода, и зафиксировал им дверцу с внутренней стороны.

Капитан взял станок и сделал несколько движений, соскребая пену со щек. Он по-гусиному вытянул подбородок вверх, пытаясь пробрить себе шею. Очевидно, это движение не доставило ему слишком приятных ощущений — Ракитин досадливо поморщится и дотронулся пальцами до затылка.

Теперь на его голове был лишь небольшой тампон, придерживаемый пластырем.

Когда бритье уже подходило к концу, раздался телефонный звонок. Капитан собрал полотенцем остатки пены с лица. Затем достал из кармана пиджака телефон.

— Ракитин слушает, — сказал он, включив связь.

Из трубки донесся голос старшего лейтенанта Самохина, гаишника, которого сшибло позавчера на КПМ. Голос интриговал:

— Слушай, Глеб, надо встретиться.

— Что-то важное? — спросил капитан.

— Думаю, что да, — ответил Самохин. — Настолько, что встретиться нужно немедленно.

Капитан бросил взгляд на часы и спросил после секундной паузы:

— Когда?

— Сейчас, Глеб. Это срочно, — ответил старший лейтенант. — А где — ты и сам знаешь.

Ракитин быстро завязал перед зеркалом галстук. Он поставил ведро внутрь шкафа и закрыл дверцу, заперев ее на запор. Пиджак он набрасывал уже на ходу, спеша из комнаты вон.

На подоконнике остался нетронутый капитаном стакан чая. Заварен теперь он был почти дочерна, и чаинки, отрываясь от поверхности, медленно опускались на дно.

* * *

В зале прощаний городского крематория собралось два десятка людей. Семьей Лунин обзавестись не успел, родственников у него не было — погибший лейтенант был детдомовцем. Если они у него где-то и были, то о существовании их узнать ему будет уже не суждено. Единственная женщина, пришедшая с ним проститься, была вахтерша из общежития ГОВД, где он жил после школы милиции.

Закрытый гроб был установлен на специальном постаменте в центре помещения. На стоявших в его изголовье венках был портрет лейтенанта Лунина с траурной лентой в нижнем углу. На крышке гроба лежал скромный букет из трех гвоздик и парадная милицейская фуражка. Особняком держался небольшой духовой оркестр, который ждал очереди вступить в церемонию. Самохин и Ракитин стояли рядом, склонив головы. Речь держал подполковник Зубов, начальник городской ГИБДД.

— … отличали спокойствие, дружелюбие, — перечислял он по бумажке, — исполнительность и верность служебному долгу. Сейчас он уходит от нас. Навсегда. Но память о боевом товарище навечно останется в наших сердцах. Пусть земля тебе будет пухом, Лунин. Прощай.

Никакого особенного знака никем подано не было, но геликон из оркестра, по-видимому, обладал прекрасной интуицией. Он перехватил наплечный ремень, и, сверкнув лысиной, кивнул товарищам по команде. Стало ясно, что главный в оркестре именно он. Музыкант вцепился зубами в мундштук, и щеки его, за секунду до этого казавшиеся дряблыми, вдруг налились, как дорогие силиконовые груди. Грянули первые такты траурного марша. Гроб вздрогнул, что-то под ним лязгнуло, и вместе с венками, букетом и фуражкой он стал опускаться на своем постаменте куда-то вниз.

Ракитин повернулся к Самохину.

— Почему гроб все время был закрыт? — вполголоса спросил он. — Прощание уже было?

— Не было никакого прощания, — мрачно ответил Самохин. — И родственников у него никого — из детдома же он. Так из морга и привезли — крышка гвоздями заколочена.

Гроб исчез под полом, и отверстие заслонили две сдвинувшиеся плиты.

— Ты чего мне звонил? — спросил Ракитин.

Самохин с беспокойством обернулся.

— Давай только не здесь, а? — сказал он.

Глава 8

На перроне объявили поезд, прибывающий из Москвы. Отъезжающие, подхватив чемоданы, пришли в движение, лишенное всякой логики — с какого конца состава должны быть нумерация, голос диктора так и не сообщил.