Крест и корона - [128]

Голос брата Эдмунда прозвучал очень тихо:

— И каким образом он собирается сделать это?

— Не знаю! — воскликнула я. — В Тауэре он мне этого объяснять не стал. Возможно, если в его руках окажется корона, он с ее помощью докажет всему христианскому миру, что святыни — это не суеверие. Мы знаем, что корона наделена сверхъестественной силой. Вспомните, что случилось с теми, кто пытался ею завладеть. Епископ Гардинер может угрожать королю короной и таким образом вынудить его приостановить уничтожение монастырей. — (Мой собеседник отрицательно покачал головой.) — Брат, но какой смысл епископу Гардинеру отправлять меня в монастырь с этой тайной миссией, если в его намерения входит лишь приблизить нашу судьбу? — настаивала я. — И к тому же он оставил в Тауэре в качестве заложника моего отца.

— Но вы слышали, что говорил настоятель, — сказал брат Эдмунд. — Как мы можем судить об истинных намерениях Гардинера? Прежде мы не знали тайну происхождения епископа. Этельстан утверждал, что корону может носить только тот, кто «чист». Боюсь, что священник, в жилах которого течет королевская кровь, то есть незаконнорожденный вроде Гардинера, вполне подпадает под это определение. Теперь, когда нам это известно, мы не можем допустить, чтобы корона попала в его руки. На совести Гардинера множество предательств. Риск слишком велик.

Мне нечего было ему на это возразить. Мы шли к выходу из монастыря, и я ощущала смертельный холод. Но не от ледяного вечернего ветра, который трепал мои волосы и заставлял дрожать колени. Холодно было мне оттого, что я понимала: мои цели и цели брата Эдмунда с этого момента больше не совпадают.

43

На обратном пути в Дартфорд состояние брата Эдмунда улучшилось. По утрам он уже не выглядел изможденным. Я не видела у него на лбу капелек пота, прекратились его вспышки раздражительности. Казалось, какой-то новый источник силы укрепил его. Мне бы радоваться этому, но в том, что с ним происходило, я видела нечто зловещее. Мы оба были изысканно вежливы друг с другом в дороге, в гостинице, за обедом. Разумеется, я хотела знать, что намерен делать брат Эдмунд после нашего возвращения в Дартфорд, но одновременно и опасалась этого знания. За все время я ни словом не обмолвилась о поисках короны.

Но не проходило ни минуты, чтобы я не думала об этом. Я преисполнилась убеждения, что в Дартфорде тоже есть подземные помещения — «темный дом» — и именно там и спрятана корона. Если вспомнить историю о посещении монастыря принцем Артуром, то вход в «темный дом» должен был находиться где-то в передней части здания, а не там, где обитали монахини. Уполномоченные уже обыскали покои настоятельницы и ничего там не нашли. Но оставались еще другие комнаты и коридоры.

Я спрашивала себя, не обнаружатся ли на втором гобелене Говардов, сотканном в Дартфорде (на том, что висел в доме Норфолка в Ламбете), недостающие сведения, необходимые мне, чтобы найти корону? Хорошо бы взглянуть на него, но, с другой стороны, не слишком ли велик будет риск? Ламбет находился на южном берегу Темзы, по другую сторону от Лондона, довольно близко от Дартфорда. Герцогу Норфолку, граф-маршалу королевства, принадлежало столько домов, что его частенько вообще не бывало в Лондоне. Родовое гнездо герцога и вовсе находилось в Восточной Англии. Вероятность того, что он окажется в своем ламбетском доме, была невелика.

Но оставалась еще одна проблема. Я не хотела, чтобы брат Эдмунд сопровождал меня.

В последнее утро нашего путешествия, когда мы поили лошадей у гостиницы, в которой переночевали, я сказала:

— Как вы думаете, брат, к полудню мы доберемся до Лондона?

Он кивнул, проверяя седло своей лошади.

— Да. А в Дартфорд успеем еще до темноты.

Стараясь говорить как можно спокойнее, я сказала:

— Я бы хотела ненадолго остановиться в Ламбете. Может быть, Джон проводит меня, а вы поедете в Дартфорд?

— Вы хотите взглянуть на второй гобелен?

— Да, я постараюсь в точности запомнить все, что увижу, и потом обязательно сообщу вам, брат. — Я тоже проверяла свое седло, радуясь, что нашла предлог не встречаться с ним взглядом. Я ждала его ответа, но он молчал.

Я села в седло и наконец взглянула на брата Эдмунда: он стоял рядом со своим скакуном, и глаза его смотрели с такой печалью, что я исполнилась раскаяния.

— Сестра Джоанна, я бы хотел сопровождать вас и быть вам полезным, — очень тихо проговорил он.

Я сделала вид, что распутываю уздечку.

— Как вам угодно, — проговорила я.

Приблизительно час спустя после того, как мы отправились в путь, небеса разверзлись ледяным дождем, и мы были вынуждены искать укрытия. Когда, дрожа от холода, я стояла рядом с братом Эдмундом, который держал поводья наших лошадей, мне вдруг захотелось поговорить с ним откровенно, как прежде. Однако вовсе не про корону: тут наши планы не совпадали самым кардинальным образом. У меня из головы не шло его признание у входа в монастырь Мальмсбери. Я тоже хотела бы сказать ему кое-что, если бы Джон не стоял рядом. Но тот не отходил от нас ни на шаг, и когда дождь прекратился, мы снова двинулись к Лондону.

На сей раз мы ехали другим путем — прямо через центр города, — ведь мы собирались заехать в Ламбет. Мы двигались по Чипсайду, и вокруг нас толпились лондонцы, такие крикливые и шумные, абсолютно не похожие на сельских жителей. Это напомнило мне мрачный майский день, грохочущую по дороге телегу, наполненную пустыми бочками для эля, маленький рынок, где продавали пряности, и испуганную девчушку, бегущую по улице. Путешествие в Смитфилд и ужас сожжения Маргарет все время были со мной, но стоило мне оказаться на Чипсайде, как эти воспоминания буквально обожгли меня, разбередив старую рану.