Крест Христов - [14]

Второй раз мы можем приступить к борьбе; если первые слова – «если только можно» – были правдивыми в нашем сердце, то мы сможем сказать дальше; «Если надо – да, пусть будет; но только если надо! Сказать: «Да будет» – у меня нет сил». Но, если эти слова – «если только надо» – правдивы, у нас найдутся напоследок силы сказать: «Да будет воля Твоя», какова бы она ни была; если даже она обозначает, что самое страшное должно случиться… Но когда мы выходим из этой борьбы, или в промежутках между нашими такими отчаянными воплями – молитвенными или просто криками души, – как мы относимся к тем людям, от которых мы ожидали всю возможную помощь и которые заняты другим, каждый своим? Один спит душой, то есть неспособен даже услышать наш голос; он занят своими мыслями, своими заботами. А другого сердце заснуло, и то, что мы говорим, до него не доходит: «Да, да, о да, я понимаю…» – ничего не понимает и ничего знать не хочет… У каждого своя тоска, своя усталость, своя озабоченность, – разве есть время на твою?.. И вот Христос не похож на нас в этом; нам горько делается, гневно делается: где же дружба, где же любовь, где товарищество? А Христос ничего подобного им не говорит; Он смотрит, и Ему жалко их. Перед лицом самого великого события мира они ничего не чувствуют, не знают, что вообще что-то происходит; они ушли в себя, в сон, заснули… И так всю жизнь, дремлют и видят сны, и мимо них проходит реальность, да какая реальность: их грядущая смерть, смерть ближних, самого дорогого – смерть Христа. Христос даже не будит их; Ему их жалко: «Спите! Почивайте!» – говорит Господь. Не горьким голосом, как часто это читается вслух, а жалостливо: «Спите, дети! Почивайте, у вас не хватает сил для того, чтобы вместе со Мной один час понести Мою тоску предсмертную…»

А когда все уже совершено, Он им говорит: «Теперь вставайте; тот, кто Меня предает, уже приближается». И вот предатель приходит с толпой, целует Его. Этот поцелуй мы воспринимаем иначе, вероятно, чем он был воспринят тогда. В то время, когда вы хотели обличить человека в преступлении, вы должны были возложить свои руки ему на голову и провозгласить свое обличение. Но если ваше обличение оказалось ложным, вы сами подвергались тому наказанию, которому подвергся бы тот человек, будь ваше показание верным. Иуда не захотел подвергнуться этому риску; он не возложил свои руки на голову Христа, обличая Его в том, что Он богохульник, нарушает закон; он Его поцеловал, чтобы дать знак людям; ему страшно было того, что может случиться, если он ошибся во Христе. Поцелуем он предает Христа. И это он делает, обеспечивая себе безопасность, безнаказанность. И как Христос на это отзывается? Как называет его Спаситель, как обращается Он к нему? – «Друг!» Он ему не говорит: «Отойди, предатель! Ты три года со Мной жизнь делил, ты все видел, что Я сделал, ты был свидетелем всех Моих чудес, ты слышал Мое животворное учение, ты сам дрогнул душой, – а теперь, поцелуем ли меня предаешь?» Он ему сказал «Друг», Он от него не отвернулся, Он его не отверг. Он принял на Себя и предательство. И этим Он все победил. Победить ненависть других, победить оставленность, победить трусость друзей трудно, но можно. Но посмотреть в глаза человеку, который вас предает, и сказать: «Ты мне остаешься другом, я тебя люблю, как всегда, всей жизнью, всей смертью», – это подлинная, последняя победа… И тогда все разбежались. Это уже был не сон; реальность ворвалась в дрему, и эта реальность была такая страшная: Тот, Кого они считали непобедимым, по-видимому, побежден, – остается только спасать свою жизнь. И Петр, который хвалился: «Если и другие Тебя оставят, я Тебя не оставлю», тоже убежал; и все убежали, в сторону хотя бы, – кто дальше, в дом Марка, а кто на какое-то расстояние.

Как мы умеем отнестись к вражде, которая вдруг нас побеждает, и к предательству? Вот вопрос, который ставится нам этим отрывком евангельским. Когда мы окружены враждой, ненавистью, желанием нас размыть и разрушить, каково наше отношение? В нас поднимается гнев, ответная ненависть; не так во Христе! И когда мы видим, что мы преданы – с каким негодованием, ненавистью, презрением мы глядим на предателя, как мы стараемся его унизить, оскорбить! Не так поступает Христос, а значит, не так должны и мы поступать. Пока мы в себе не победили самую способность ненавидеть врага, того, кто нам опасен, кто может разбить нашу жизнь, пока мы не победили наше отношение к предателю, мы еще не Христовы до конца; сколько-то Христовы, но не до конца.

И дальше ведут Христа к Каиафе. За Ним издали идут два ученика; их пускают во двор, почему? Не потому, что они Христовы ученики, которые пришли свидетельствовать в Его пользу, а потому, что Иоанн – друг дома, того дома, где сейчас будут бить Христа по лицу, оплевывать, будут на Него клеветать, в котором Его засудят благодаря лжесвидетелям и против самого закона еврейского, вопреки всему, всякой правде. Иоанн, как друг этого дома, входит во двор, и благодаря ему пускают в этот двор и Петра. И тут трижды Петр отрекается от Спасителя. Когда одна из служанок, прислушиваясь к его говору, говорит: «А ты тоже из Галилеи, значит, ты тоже из Его учеников», Петр отрекается: