Крещение огнем - [12]

И только когда он подошел к двери президентского кабинета и уже взялся за бронзовую ручку, раздался голос:

— Полковник Молина беседует с полковником Завалой. Вряд ли они захотят, чтобы им помешали.

Гуахардо помедлил, не отрывая ладони от дверной ручки. Он слегка повернул голову в сторону говорившего. Это был майор Рикардо Пуэрто — адъютант Молины. Почуяв назревающий кон­фликт, толпа зашевелилась, освобождая пространство между сто­ящим Гуахардо и сидящим Пуэрто. Теперь их разделял только большой стол, загроможденный стопками бумаг и папок. Пуэрто не сделал никакой попытки встать; пожалуй, даже напротив: вызывающе глядя на Гуахардо, он еще небрежнее развалился на стуле.

Адъютант полковника Молины исполнял обязанности секре­таря, когда члены Совета тринадцати собирались для разработ­ки планов революции, илч курьера по особым поручениям, ког­да его шефу требовалось быстро и незаметно передать сведения другим членам Совета. Поэтому не было ничего удивительного в том, что Пуэрто стал ощущать себя частью святая святых рево­люции и усвоил неподобающе ему манеры. Гуахардо никогда не упускал случая поставить зарвавшегося младшего по званию офи­цера на место. На миг их взгляды скрестились, и в комнате сно­ва наступила тишина: всем хотелось узнать, чья же возьмет?

"И почему это, — подумал полковник, — младшие офицеры вечно стараются раздуть собственную значимость за чужой счет?".

Ведь у Пуэрто не было иных причин останавливать его, кроме желания потешить свое самолюбие. Молодой болван, играющий в дурацкие игры. А сейчас не время для этого. Ответить на вызов Пуэрто или хотя бы показать, что заметил его — значит уронить себя в глазах толпящихся в приемной людей. "Его бесцеремон­ное поведение просто не заслуживает моего внимания", — ре­шилДуахардо. Не сводя глаз с Пуэрто, полковник повернул двер­ную ручку и с деланной небрежностью распахнул дверь. Без даль­нейших промедлений, слегка наклонив голову, он быстро вошел в президентский кабинет, предоставив майору бороться с бес­сильным гневом.

Полковник Эрнандо Молина, сидя за столом, смотрел на во­шедшего. Позади него стоял полковник Сальвадо Завала, член Совета, отвечающий за внутренние дела. Положив одну руку на стул, друїую — на стол, Завала наклонился и через плечо сидя­щего Молины читал документ, который тот просматривал. Огля­дев с порога своих товарищей-заговорщиков, Альфредо внезап­но осознал, что успел лишь вымыть руки и побриться, а одет в ту же форму, которую носил, не снимая, последние двадцать четыре часа. Пропыленная, забрызганная грязью, вся в пятнах, она, к тому же, источала своеобразный запах — смесь авиаци­онной гидравлической жидкости, пота и едкой вони горелого мяса.

Но все сомнения, которые могли возникнуть у Гуахардо отно­сительно его вида, были скоро рассеяны тем приемом, который оказал ему полковник Эрнандо Молина, глава Совета тринадца­ти, президент временного правительства и крестный отец его старшего сына. Он порывисто встал, и лицо его осветилось улыб­кой:

—      Альфредо, дружище! Как я рад тебя видеть!

Неожиданное появление Гуахардо и внезапная бурная реак­ция Молины застали Завалу врасплох. Едва не сбив; его с ног, Молина стремительно обогнул стол и, обеими руками стиснув ладонь Гуахардо, принялся энергично ее трясти.

—      Вот мы и добились своего, дружище. Решились, и сделали то, что уже давно нужно было сделать.

—      Это только начало.

Не замечая сдержанного ответа и бесстрастного лица собе­седника, он подвел его к огромному мягкому креслу.

—       Конечно, предстоит сделать еще многое, но, по крайней мере, мы взялись за дело. Садись и рассказывай.

Перед тем как сесть, Гуахардо обратил внимание на ало-бело- зеленую ленту — символ президентской власти. Она была не­брежно перекинута через спинку кресла, к которому подвел его Эрнандо. У Альфредо мелькнула мысль: намеренно ли Молина выбрал это место, чтобы выразить свое пренебрежение к власти, которую олицетворяла лента, или его просто переполняет сию­минутная — чувство облегчения, которое испытыва­ешь, когда обстановка позволяет сбросить нервное напряжение и расслабиться. Если в этом поступке и был скрытый намек, он оказался слишком тонким для уставшего мозга Гуахардо, при­выкшего мыслить практически. Повернувшись к ленте спиной, он сел и удобно откинулся на спинку.

Молина подошел к такому же креслу и тоже сел. Его д#иже- ния, выражение лица, все его поведение говорили о том, что перед вами — человек, у которого много дел и мало времени. Возбуждение, охватившее его, не было вызвано ни паникой, ни страхом, ни смятением. И Гуахардо, и те члены.Совета, кбторые считали Эрнандо своим другом, это отлично знали. Этот пехот­ный полковник пользовался в армии репутацией человеку, кото­рый не боится никого и ничего. Он сохранял хладнокровие даже в самых неблагоприятных ситуациях, и действовал с расчетли­востью, точностью и беспощадностью автомата, за что И полу­чил прозвище "Акула". Гуахардо догадался, что Молину вооду­шевил стремительный поворот событий, произошедших за послед­ние двенадцать часов, поскольку он и сам испытывал те же чув­ства. Наверняка все члены Совета, которые, подавляя в себе страх разоблачения или неудачи, долгие месяцы вынашивали тай­ные планы переворота, теперь ощущали радостное облегчение: наконец-то они получили возможность действовать открыто.