Крепостные королевны - [37]
И вдруг дремучий лес кончается и начинается другой, веселый, светлый. И весь этот лес поет. Каждая ветка на дереве поет. Каждый лист на дереве поет, и травы поют. И цветы поют. И уже знает Дуня, что хочет она в этом сказочном поющем лесу отыскать Петрушу Белова, который играет где-то рядом на виолончели.
Только нет его нигде. Нигде нет. А песня-то звучит все ближе, все явственнее.
Приставила Дуня к губам ладони и крикнула:
«Петруша, ау! Где ты, Петруша? Отзовись…»
А из-за куста доносится:
«Здесь я, Дунюшка! Обойди куст и увидишь меня».
Знает Дуня: стоит ей обойти куст, увидит она Петрушу в его ветхом кафтанишке с заплатой на локте.
А куст такой красивый, что словами рассказать невозможно — весь в цветах. Никогда таких пышных цветов Дуня не видывала.
«Вот сорву сейчас тот малиновый, и поможет он мне сыскать Петрушу Белова», — думает Дуня. Но только приблизила пальцы к дивному кусту, как рядом, возле плеча, услыхала голос матери: «Не тронь! Не смей… не касайся… Волчье лыко это. Волчье лыко…»
Отскочила Дуня от куста, руки за спину спрятала, а вместо куста стоит колдунья Марфа — красивая, статная. Стоит, смотрит на Дуню и хохочет. Зубы блестят — вот как хохочет! До упаду. «Не найти тебе ничего! Не увидеть тебе никого! Хоть весь век ищи».
Рядом другой голос, знакомый, жалобный…
Проснулась Дуня. Посмотрела на окно — темным-темно за окошком. И звезд никаких не видно. Ушли куда-то, скрылись. Во сне стонет и мечется больная Фрося. Жаром от нее полыхает.
ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ
КОРОЛЕВА ГОЛКОНДСКАЯ
Глава первая
Федор Федорович покидает Пухово
Не дожидаясь дождливой осени, Федор Федорович после своих именин укатил в Москву. Уезжая, оставил Басову письменное распоряжение: как кому надлежит поступать, пока он, Федор Федорович, будет в отсутствии.
Над этим наставлением Федор Федорович трудился несколько дней подряд. Никого не принимал, приказывал себя не тревожить. После утреннего кофе тотчас удалялся в кабинет.
Умытый камердинером Василием, причесанный кауфером Степочкой, в любимом атласном халате с палевыми отворотами, садился в удобное кресло, брал гусиное перо и начинал свой труд.
Подумает — и напишет фразу. Написав, прочтет. А затем присыплет сухим речным песком, чтобы не размазать чернила по бумаге.
И так фразу за фразой, фразу за фразой…
На столе для сего случая во множестве лежат гусиные перья, остро-преостро отточенные казачком Афонькой. Стоят чернила в чернильнице из французского фарфора. Также имеется в достаточном количестве сухой просеянный песок, чтобы присыпать написанное.
На верхней части листа плотной бумаги Федором Федоровичем было выведено крупными буквами:
НАСТАВЛЕНИЕ ГРИГОРИЮ БАСОВУ.
Такие же распоряжения оставлял граф Шереметев своему крепостному человеку Василию Вороблевскому, уезжая из Кускова в Москву, или в Петербург, или в дальние свои поместья. Одно из таких графских распоряжений Федор Федорович видел собственными глазами. Оно так и начиналось: «Наставление Василию Вороблевскому». А Василий Вороблевский был человеком образованным — и сочинителем, и переводчиком многих французских опер, идущих у Шереметева в театре. Раз Вороблевскому оставлялись распоряжения, Гришке-то Басову тем более следовало их иметь.
И Федор Федорович в своем наставлении Григорию Басову писал все по порядку, не торопясь и обдумывая каждое слово:
По отъезде моем в Москву иметь тебе надзирание над оставшимися в Пухове актерами, актерками, музыкантами, а также над девочками-актерками, взятыми мною для обучения.
А поступать тебе надо по нижеследующим пунктам.
В положенные дни заставлять всех учиться пению и музыке у г. Терручи, манерам и танцам у г-жи Дюпон. А также наблюдать тебе, чтобы учились все прилежно и чтобы время напрасно не протекало. Ежели леность и нерадивость к учению у кого окажутся, то таковых ставить на колени, сажать на хлеб и воду или наказывать иным образом и о малейших проступках меня уведомлять.
Последнее время на подмостках московских театров вошла в моду опера русского композитора Фомина «Мельник, колдун, обманщик и сват». Эту оперу Урасов решил ставить и у себя. В наставлении Басову он написал — и кому какие арии велит исполнять, и какие кому роли надобно затвердить, и какие с французской мадам танцы подготовить. Якову Корзинкину приказал сделать подготовительные рисунки декораций. Одним словом, когда к лету в Пухово он вернется, чтобы можно было немедля начать репетиции сей новой комической оперы.
В наставлении были слова, которые касались Дуни и Петруши.
Приказываю господину Терручи обратить особое внимание на новую девку, привезенную из Белехова летом сего года. С означенной девкой Евдокией Чекуновой, наравне с актеркой Надеждой Воробьевой, приказываю ему изучать арии в опере Фомина. Ибо имею я намерение, чтобы означенная девка Евдокия Чекунова выступила в главной роли Анюты. И еще приказываю господину Терручи поприлежнее заняться с моим холопом Петром Беловым, ибо желательно мне послать его на дальнейшую выучку в Санкт-Петербург или еще куда в иное место. А девку Ульяну Смагину за леность и неспособность приказываю отослать на скотный двор, коли там есть надобность в людях, или куда в иное место.
