Крепости неодолимые - [45]

Возможно, потому даже с уст некогда крещенных политических бойцов в моменты наивысшего напряжения срывались слова, обращенные не к творцу социализма на земле, а к тому, чье имя испокон веков служило русским воинам надеждой и опорой. С богом поднимались в атаки, его вспоминали в смертный час, его именем напутствовали любимых, оно несло в себе согревающую веру в победу, к его образу прибегали в горькие дни, к нему приходили исповедаться в страданиях и печалях.

Всеобщая беда объединила верующих, заставила забыть об обидах, послужила началом всеобщего патриотического подъема. В нем диссонансом звучали голоса переметнувшихся на сторону врага, и потому православная церковь устами своего владыки предупреждала, что «всякий виновный в измене общенародному делу и перешедший на сторону фашизма, как противник креста Господня, да числится отлученным, а епископ или клирик — лишенным сана».

Не менее суровому осуждению подвергались и те, кто преступил законы Отечества. Их пособничество врагам расценивалось как «полная измена и самому христианству».

Прикрываясь псевдохристианской фразеологией (на пряжке каждого немецкого солдата имелась надпись «С нами бог»), Гитлер вещал миру о необходимости вырвать церковь из рук большевиков. Но если учесть, что фашизм целиком и полностью воспринял философию Ницше, то нетрудно распознать в этом заведомую ложь. Ведь основоположник теории сверхчеловека называл христианские добродетели — сострадание, любовь к ближнему, кротость, милосердие — плебейскими, якобы набрасывающими узду на страсти человека и гасящие в нем способности преодоления самого себя к возведению в высшую ступень.

По странному стечению обстоятельств сам творец антигуманных постулатов снизошел до низшей стадии — безумия — и смирял свой буйный норов лишь при звуке церковных колоколов и голосе матери, которая давала ему твердое обещание взять его в храм, Между тем как его последователи не обременяли себя совестливостью и огнем и мечом уничтожали созданное веками.

…Линия фронта, словно фантастический огнедышащий дракон, извивалась, обдавая огненными струями села, деревни, города, подминала под себя пространство и людей. Горе, страдания, разрушения, казалось, железной пятой придавили русского человека к земле, не давая возможности ему свободно вздохнуть и распрямиться во весь рост. В ноябре 1941 года стрелы ударов вермахта указывали на Москву. В памяти современников отложились слова представительницы церковного совета московской Успенской церкви в Гончарах Анны Митрофановны Цивиной. Отдавая свои сбережения, она сказала: «Для армии, которая защищает нашу Родину, мы не должны ничего жалеть…»

Бескорыстие во все времена отличало верующего русского человека, и московские священники воочию доказали это своими вкладами в общенародную копилку победы. По призыву настоятеля церкви Пятницкого кладбища Василия Романова прихожане собирали теплые вещи для бойцов Красной Армии и пожертвовали более полумиллиона рублей. Когда над столицей разразился свинцовый град, многие священнослужители пренебрегли чувством самосохранения и нашли свое место там, где и требовала обстановка, В районе Воскресенской церкви в Брюсовском переулке в дни налетов немецкой авиации она была непростой. Возглавлял противопожарную охрану домоуправления настоятель церкви Николай Бажанов. Трудно сосчитать, сколько зажигалок ликвидировали он и дружинники за период боев под Москвой, сколько домов уберегли от пожаров, какому количеству жителей оказали помощь. Медаль «За оборону Москвы», которой он был награжден 6 октября 1944 года, наглядное свидетельство мужества отца Николая в нелегкие месяцы боев за столицу.

…Название небольшого поселка Троицкий погост в Калининской области затерялось в сводках Верховного главнокомандования, но именно оно, как в кринице, отразило боль и муки России.

Знал ли командир стрелкового батальона, выделенного для обороны этого небольшого поселка, располагаясь со штабом в каменной церкви Святой Троицы, что сражается за российскую память, которую бережно хранили эти тихие приистровские места? Пожалуй, нет. Да и настоятель собора отец Александр Смородинов, с разрешения которого управление батальона разместилось в церкви, едва ли успел поведать офицерам и бойцам, что защищают они древнерусские святыни. Что здесь на пути к своему ученику Савве Звенигородскому некогда останавливался преподобный Сергий Радонежский, имя которого навсегда связано со славой воинства российского. Что в годы великой смуты московская рать не раз отбивала на берегах Истры набеги литовцев. Что Россия молодая в лице юного Петра здесь одержала, может быть, одну из главных побед над войском царевны Софьи и, наконец, в войну Отечественную 1812 года у Троицкого погоста изрядно досталось французским грабителям.

Над командным пунктом батальона помещался алтарь, а в нем с извечным состраданием к страждущим, которое являл лик Божьей Матери Скорбящей, располагалась ее икона. Некогда она принадлежала внуку Александра Невского Всеволоду Ярославичу и почиталась одной из главных святынь церковного прихода, мирная жизнь которого была нарушена войной.