Крепость - [3]

Наполнив фляжку, он улегся в тени терновника и расслабился, не забыв, однако, предусмотрительно потыкать между корнями копьем: нет ли сороконожки. Раскинувшись в жидкой тени куста, Найл задумчиво смотрел в бледно-голубое небо.

Его душевная боль вовсе не прошла, но она немного отступила, спряталась где-то глубоко-глубоко, и теперь юноша словно очнулся, а его внутренние силы постепенно восстанавливались.

Покидая пещеру, он преследовал единственную цель: догнать семью.

Не задумываясь об этом, он, однако, допускал мысль, что ему, вероятно, придется сдаться в неволю паукам. Однако он тогда полагал, что его родные уже в лапах у смертоносцев. Оказывается, еще нет.

Значит, все еще не так плохо. Сдайся он в плен, бурые охотники не спустят с него глаз. А будучи на свободе, он сам может за ними следить и тогда, как знать, может, вызволит семью…

Прежде чем строить планы, нужно вначале нагнать дорогих своих невольников. Найл тяжело (по-настоящему он так и не отдохнул) поднялся на ноги, закинул на спину суму и поплелся вверх по тропе.

Дорога вилась между колоннами изъеденного ветром песчаника. Кое-где столбы лежали поперек дороги, словно опрокинутые бурей или землетрясением. Постепенно тропа становилась все круче.

Ближе к вершине он остановился и, обернувшись, окинул взором то, что осталось позади. В невероятной дали виднелось подернутое заревом обширное плато, окруженное пустыней. Найлу даже показалось, что, кроме него, на всем этом бескрайнем просторе никого нет. Юноша смотрел долго, не отрываясь: это была земля, на которой прошла вся его жизнь. Затем он повернулся и поплелся наверх. До вершины оставалось еще метров пятьсот.

Горячую, покрытую потом кожу неожиданно обдало прохладой: между крутыми известковыми скалами засквозил стойкий ветер. Он нес запах, совершенно Найлу незнакомый: чистый, свежий, вызывающий невольный трепет сердца. Минут через десять юноша уже разглядел зеленую полоску низменности, за которой открывалась безбрежная водная гладь. Даже с такого расстояния резкий ветер доносил терпкий запах водяной пыли. От неизъяснимого восторга у Найла гулко застучало сердце, он вдруг почувствовал, что видит землю, сохранившую давнюю память о той поре, когда ею еще не владели пауки.

Было уже далеко за полдень. Если он собирается ночевать на равнине, то пора идти дальше. Найл поднес к губам флягу – смочить горло перед долгим спуском.

«Берегись, Найл», – совершенно отчетливо прозвучал где-то рядом голос.

Не успев глотнуть, парень крупно вздрогнул и едва не выронил флягу. Вода попала не в то горло, и он закашлялся. Ему почудилось, что где-то сзади стоит мать. Оглянулся – никого. Даже выступа подходящего нет, чтобы укрыться. Найл стоял на тропе, стиснутой с обеих сторон скалами.

Он окинул пристальным взглядом зеленую низменность, простертую внизу: кустарник, деревья и ни малейшего следа живых существ. И все же откуда-то снизу на него должна сейчас смотреть мать.

Она, наверное, углядела его силуэт на фоне неба. А если видит его она, то и бурые бойцовские пауки – тоже. Найл долго неотрывно всматривался вдаль, пытаясь определить, где же они, эти невидимые наблюдатели, и вдруг снова услышал голос: «Уходи, уходи назад». Голос звучал где-то внутри – скорее мгновенный импульс, чем словесное послание.

Обернувшись, Найл посмотрел на тропу, по которой шел, и понял, что идти назад бессмысленно – некуда. Можно спрятаться на несколько часов в случайной трещине или утлой пещерке, так ведь все равно отыщут. Настоящего укрытия здесь не было.

Оставалось либо торчать тут, либо двигаться вперед. Юноша сделал выбор, особо не колеблясь.

Лучше что-нибудь делать, чем покорно ожидать своей участи. Вскинув суму на плечо, Найл отправился вниз, к равнине, по медленно петляющей ленте тропы.

Едва приняв решение, Найл почувствовал удивительную, граничащую с беззаботностью легкость. Он был молод и неопытен, ему не доводилось испытывать настоящего, темного, копившегося годами страха.

Отец или дед, встав перед таким же выбором, и раздумывать бы не стали, а мгновенно повернули бы вспять, чтобы найти укрытие, не столько даже из страха, сколько из убеждения, что угодивший в лапы смертоносцев уже не жилец.

Найла же не пугала возможность скорого плена: не испытав на себе больших невзгод, легко надеяться на лучшее будущее.

Ведущая вниз тропа оказалась прямее, чем подъем с юга, но одновременно и круче, что в конце концов дало о себе знать: ноги загудели от постоянного напряжения. На одном из участков спуска море исчезло из виду, и восторг Найла слегка приутих.

И все равно его бодрила мысль, что скоро он снова увидится с матерью и братом. Найл напрягал и напрягал зрение, неустанно выискивая в глубине зеленой низменности малейшие признаки движения. Уже не раз и не два на пути попадались места, где пауки вполне могли устроить засаду, и всякий раз Найл обмирал в напряженном ожидании.

Но вот уж два часа истекло, и дорога стала более пологой, и до ближайших деревьев оставалось не более пары сотен шагов. Парень уже начал сомневаться, не ошибся ли, полагая, что пауки догадываются о его приближении, и даже испытал нечто похожее на разочарование. Впереди больше не было ни развесистых кустов, ни больших камней, способных прикрыть собой достаточно крупное насекомое.