Крепость Россия: Прощание с либерализмом - [7]

Экономический рост не более чем частный случай автаркии. Не стоит большого труда доказать, что любого мирового могущества нация добивается только после периода изоляционизма: Рим◦— до Пунических войн, США◦— до Первой мировой войны. Но это◦— тема другого исследования.

Итак, нет в стратегическом плане более важной задачи для России в экономической политике, чем провозглашение автаркии как цели, и соответственно подготовка, поворот и собственно движение к ней. Подготовка должна включать разработку идеологии, обосновывающей необходимость этого, и убеждение в ней значительной части общества. Вряд ли это особенно сложно даже без ссылки на традиционный русский менталитет, поскольку основывается на универсально базовой ценности: независимость нации и государства превыше всего. Любое же взаимодействие с окружающим миром есть вступление в зависимость от него, и чем сильнее взаимодействие, тем сильнее зависимость; в какой-то момент она становится критической, и для нас он уже наступил. При этом важно, что знак взаимодействия не существенен: страна, которая очень много экспортирует, так же зависима от других, как и та, что много импортирует, потому что в некий момент отказ покупать у неё товары обрушит её экономику (в этом, кстати, ахиллесова пята китайской экономики). Жизненная необходимость автаркии для того, чтобы догнать и перегнать Запад, что принципиально невозможно в открытой экономике, также проистекает из императива национальной независимости. Сам поворот к автаркии должен включать увязанное по времени дестимулирование экспорта и импорта, с одной стороны, и вывоза и ввоза капитала◦— с другой, то есть текущих и капитальных внешнеторговых операций. Наилучшим инструментом для всего этого, существенно более эффективным, чем таможня, является отмена конвертируемости рубля (внутренней), и вообще ужесточение валютного и в целом финансового регулирования, то есть упор на администрирование движения денег, а не товаров. Из ранее сказанного ясно, что таковое ужесточение предлагается только в части, касающейся бизнеса с внешним миром, и должно в обязательном порядке сопровождаться общей либерализацией и ослаблением контроля для бизнеса чисто внутреннего. Само ужесточение валютного регулирования должно включать обязательную 100-процентную продажу валютной выручки от экспорта (а еще лучше к переходу к экспорту исключительно за рубли) и разрешение приобретения валюты исключительно под импорт (то есть запрет ухода в открытую валютную позицию для извлечения курсовой прибыли) со строгим контролем этого. Само это приобретение должно делаться только у государства (собственно, если у экспортеров нет валюты, так больше и не у кого) и по курсу, заниженному по отношению к рублю. Лучше, если курс был бы жестким (не плавающим), изменяемым не чаще чем объявлено заранее, поскольку нерыночное его определение делает почти невозможным влияние на него, а следовательно на нашу экономику, внешних сил, что есть самоценность. Но это возможно, только если придумать внятный и объективный, причем не через взятки, механизм определения того, кто из желающих быть импортерами купит валюту, а если не удастся, то придется все-таки определять его на торгах, устраиваемых государством. Возможно возрождение множественных валютных курсов, прямое или косвенное (через введение акцизов на те или иные группы импортных товаров или услуг или на типы сделок). Не надо пугаться того, что множественность курсов была анафемой для либеральных экономистов начала 90-х◦— это всего лишь означает, что излагаемая здесь концепция противоположна воззрениям тех либеральных экономистов, не говоря уж о том, что жупелы вчерашнего дня редко актуальны для дня сегодняшнего. Принцип для определения приоритетности дестимулирования импорта должен быть таков: производится ли нечто в стране сейчас (имеется в виду сопоставимого качества), а если нет, то может ли такое производство начаться и в какие сроки. Скажем, упомянутый в начале статьи кофе у нас не растёт и при нынешнем развитии науки расти не может. Следовательно, валюта для его закупки будет продаваться всегда и государство будет следить лишь за тем, чтобы количество реально неаффилированных импортёров кофе было достаточно большим для конкуренции. Курс (то есть, по сути, цена) будет определяться валютными возможностями страны. А вот есть некий товар, который у нас не производится, но если предприниматели начнут инвестиционный цикл в этом году, начнёт производиться через 2 года, а в количествах, покрывающих весь спрос,◦— через 4; тогда объявляется, что валюта под приобретение этого товара продаётся по низкому курсу ещё 2 года, третий год◦— по существенно более высокому, а с четвёртого перестаёт продаваться вовсе. Закон при этом должен гарантировать, что нарушение государством этого заранее объявленного графика есть безусловное основание для исков против правительства о компенсации убытков и недополученной прибыли◦— тогда этот график станет путеводной звездой для инвесторов, желающих развить производство этого товара. Для тех видов импортозамещающих производств, где объём капиталовложений делает малореальным спонтанное быстрое появление инвесторов, как, например, в автомобилестроении полного цикла, государство должно объявить о дополнительных стимулах, например о беспроцентном или низкопроцентном беззалоговом кредите в столько-то процентов от вложенного инвесторами◦— очевидно, что даже при неликвидированной, а хотя бы отчасти обузданной коррупции это легко реализуемо. Но увлекаться участием государства в экономике нельзя: если уподобить страну складу, государство должно быть сторожем, а не кладовщиком; то есть следить, чтобы никто не зашел снаружи и чтобы ничего не вынесли наружу, а не определять, кому что отпустить внутри.