Крепость - [149]

Шрифт
Интервал

Боевой соратник и друг рубился своим топором в самых передних рядах галицкого ополчения: в галицких землях он получил за службу великому князю большой земельный надел. Туган-Шона послан был к нему на помощь, но не успел, Николая обступили со всех сторон и пригвоздили к земле сразу четырьмя копьями. Галичан посекли всех. Потом ордынцы проломили литовско-русские полки в середине и на правом фланге, и этот маневр решил исход битвы – Витовт бежал. Туган-Шона оказался в числе немногих удачливых, что спасли тогда свои жизни.

Победив литовцев, Едигей не пошел на Русь, дела ордынские отозвали его в степь. Зато отношения родственников – Витовта и Василия – всё следующее десятилетие менялись, как неустойчивая погода. Литва набирала силу, Василий сопротивлялся давлению тестя, уступая ему старинные земли, но подбирая по ходу другие взамен. В какой-то момент Василий Дмитриевич даже отказался платить дань в Орду, но так не могло продолжаться бесконечно. Едигей наконец выступил на Москву. Одолеть приступом город не сумел, зато разорил и пожег много городов помельче – Переяславль-Залесский, Дмитров, Ростов. Пришлось спешно заключать великий и вечный мир с Литвой, защищая тылы.

Мир был заключен ценой значительных уступок литовцам. Туган-Шона участвовал во всех переговорах великого князя. Как знающего ордынские нравы, его обязательно включали в посольства: переговоры тех лет всегда велись с оглядкой на то, что замышляла или могла замыслить степная сила.

Нашествие на Москву чудом обошло стороной его рузские уделы, никто из домочадцев не пострадал, монгольское войско не спалило его деревеньки, пока он находился в Костроме вместе со сбежавшим в далекие леса князем Василием. Но урок был преподан великий, Москва решила возобновить уплату дани. Туган-Шону назначили в посольство вторым воеводой.

Идигу-Мангыт обратился к нему первому, словно не замечая князя Юрия Ивановича, возглавлявшего посольство.

– Как тебя зовут теперь? – переспросил Идигу.

– На Руси я – Тимофей Туганович, – ответил Туган-Шона.

– Русский дом лучше монгольской юрты? Как же Кичиг-Магомет, вспоминаешь ли ты своего первого господина? – Презрительная усмешка растеклась по губам, скулы затвердели, глаза полыхнули нехорошим огнем.

– Синее Небо повсюду одно, оно распорядилось так, я теперь служу русскому князю. Я воин, великий хан, но хороший кумыс и просторы степи снятся мне каждую ночь, и мой друг и повелитель Мамай, которого мне не дано было уберечь, тоже. Это – моя ноша, и я понесу ее до тех пор, пока мне суждено ходить по земле. Кто я такой, чтобы спорить с велением Неба?

– Тоскуешь по кумысу? – Лицо Идигу мигом оттаяло, он оценил смелость и прямоту нижестоящего. – Что же, князь, – хан теперь обращался к князю Юрию, – ты тоже любишь кумыс, как твой воевода?

– Никогда не отказывался от доброй чарки, – весело ответил Юрий Дмитриевич.

Идигу замолчал, и молчал долго. Русское посольство стояло на коленях перед ним, а хан всё молчал, наслаждаясь унижением данников. Держа их коленопреклоненными, он показывал свое всесилие соплеменникам, сидевшим по правую и левую стороны от него. Наконец хан встал, спустился с тронного возвышения к расставленным сундукам с подарками, взял наугад связку соболей, погладил мех и бросил связку назад.

– Встаньте, дары приняты, прошу отведать наше угощение и кумыс. Кумыса у нас много! – И, не дожидаясь, пока русские поднимутся с колен, вышел из юрты.

На пиру хан выказывал князю свое расположение, сам поднес баранью голову, а после пустился в воспоминания, рассказал в деталях о самой большой облавной охоте, в которой участвовал вместе со всем Тимуровым войском. В тот день Идигу настрелял двенадцать косуль и сорок зайцев.

– Твой сотник может подтвердить правоту моих слов, – Идигу кивнул в сторону Туган-Шоны.

– Хотел бы я побывать на такой охоте, – сказал Юрий Дмитриевич с восхищением. Он был заядлый охотник, похоже, Идигу донесли о его главной страсти. – Если бы мои стрелы так же поражали моих врагов, их давно бы не осталось, верно я говорю, Туган-Шона?

Тому ничего не оставалось, как согласиться.

На третий день после пира их приняли в юрте хана, чтобы установить размер дани. И тут-то Туган-Шоне пришлось пустить в ход всю свою изворотливость, найти нужные слова, чтобы обрисовать плачевное состояние княжества, недавно разоренного кровавым налетом Едигеевых войск. Князь Юрий лишь кивал, подтверждая сказанное своим толмачом-воеводой. Торговались долго. Но всем было понятно: очередное принятие Ясы совершилось. Москвичам удалось снизить выплаты на пять лет, и это было хорошо: отправляя их в путь, великий князь четко обозначил предел, за который нельзя было переступать. Они сумели выполнить его волю. Пятилетний мир был куплен дорого́й ценой – уступки литовцам и пуды серебра в Орду давали необходимую передышку.

9

Русский дом или монгольская юрта? Вопрос Идигу не оставлял его. Порой эти слова жгли душу, как беспощадное солнце пустыни, в которой ему не суждено было умереть, а порой погружали в счастливые воспоминания, и тогда Солхатская долина всплывала в грезах, залитая темной зеленью, дарующей спасительную тень. По зеленому фону, как на ковре, рассыпались цветочные узоры – кипящее буйство белого и нежно-розового: цветущие яблони, абрикосы и миндаль, под сенью которых тянулись непроходимые изгороди из кустов дикой розы, красные лепестки ее тлели в синей тени, как угли засыпающего костра. Источник, вытекающий из скалы, поил всю долину, студеная и чистая вода возвращала силу, охлаждала разгоряченное после дикого гона охоты тело. И надо всем словно ссыпа́лся с деревьев, подобно белым лепесткам по ущелью, веселый и беззаботный смех Мамая, пропускающего его вперед к источнику:


Еще от автора Пётр Маркович Алешковский
Как новгородцы на Югру ходили

Уже тысячу лет стоит на берегах реки Волхов древнейший русский город – Новгород. И спокон веку славился он своим товаром, со многими заморским странами торговали новгородские купцы. Особенно ценились русские меха – собольи куньи, горностаевые, песцовые. Богател город, рос, строился. Господин Велики Новгород – любовно и почтительно называли его. О жизни древнего Новгорода историки узнают из летописей – специальных книг, куда год за годом заносились все события, происходившие на Руси. Но скупы летописи на слова, многое они и досказывают, о многом молчат.


Жизнеописание Хорька

В маленьком, забытом богом городке живет юноша по прозвищу Хорек. Неполная семья, мать – алкоголичка, мальчик воспитывает себя сам, как умеет. Взрослея, становится жестоким и мстительным, силой берет то, что другие не хотят или не могут ему дать. Но в какой-то момент он открывает в себе странную и пугающую особенность – он может разговаривать с богом и тот его слышит. Правда, бог Хорька – это не церковный бог, не бог обрядов и ритуалов, а природный, простой и всеобъемлющий бог, который был у человечества еще до начала религий.


Рыба. История одной миграции

История русской женщины, потоком драматических событий унесенной из Средней Азии в Россию, противостоящей неумолимому течению жизни, а иногда и задыхающейся, словно рыба, без воздуха понимания и человеческой взаимности… Прозвище Рыба, прилипшее к героине — несправедливо и обидно: ни холодной, ни бесчувственной ее никак не назовешь. Вера — медсестра. И она действительно лечит — всех, кто в ней нуждается, кто ищет у нее утешения и любви. Ее молитва: «Отче-Бог, помоги им, а мне как хочешь!».


Рудл и Бурдл

Два отважных странника Рудл и Бурдл из Путешествующего Народца попадают в некую страну, терпящую экологическое бедствие, солнце и луна поменялись местами, и, как и полагается в сказке-мифе, даже Мудрый Ворон, наперсник и учитель Месяца, не знает выхода из создавшейся ситуации. Стране грозит гибель от недосыпа, горы болеют лихорадкой, лунарики истерией, летучие коровки не выдают сонного молока… Влюбленный Профессор, сбежавший из цивилизованного мира в дикую природу, сам того не подозревая, становится виновником обрушившихся на страну бедствий.


Арлекин

Роман «Арлекин» Петра Алешковского, лауреата премии «Русский Букер», – это жизнеописание незаслуженно забытого русского гения, поэта начала XVIII века Василия Кирилловича Тредиаковского, просветителя, переводчика, академика Санкт-Петербургской академии наук, создателя системы русского стиха, которой мы пользуемся и по сей день.


Институт сновидений

Сюжеты Алешковского – сюжеты-оборотни, вечные истории человечества, пересказанные на языке современности. При желании можно разыскать все литературные и мифологические источники – и лежащие на поверхности, и хитро спрятанные автором. Но сталкиваясь с непридуманными случаями из самой жизни, с реальными историческими фактами, старые повествовательные схемы преображаются и оживают. Внешне это собрание занимательных историй, современных сказок, которые так любит сегодняшний читатель. Но при этом достаточно быстро в книге обнаруживается тот «второй план», во имя которого все и задумано…(О.


Рекомендуем почитать
Дурная примета

Роман выходца из семьи рыбака, немецкого писателя из ГДР, вышедший в 1956 году и отмеченный премией имени Генриха Манна, описывает жизнь рыбацкого поселка во времена кайзеровской Германии.


Непопулярные животные

Новая книга от автора «Толерантной таксы», «Славянских отаку» и «Жестокого броманса» – неподражаемая, злая, едкая, до коликов смешная сатира на современного жителя большого города – запутавшегося в информационных потоках и в своей жизни, несчастного, потерянного, похожего на каждого из нас. Содержит нецензурную брань!


Рассказы

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


«Я, может быть, очень был бы рад умереть»

В основе первого романа лежит неожиданный вопрос: что же это за мир, где могильщик кончает с собой? Читатель следует за молодым рассказчиком, который хранит страшную тайну португальских колониальных войн в Африке. Молодой человек живет в португальской глубинке, такой же как везде, но теперь он может общаться с остальным миром через интернет. И он отправляется в очень личное, жестокое и комическое путешествие по невероятной с точки зрения статистики и психологии загадке Европы: уровню самоубийств в крупнейшем южном регионе Португалии, Алентежу.


Железные ворота

Роман греческого писателя Андреаса Франгяса написан в 1962 году. В нем рассказывается о поколении борцов «Сопротивления» в послевоенный период Греции. Поражение подорвало их надежду на новую справедливую жизнь в близком будущем. В обстановке окружающей их враждебности они мучительно пытаются найти самих себя, внять голосу своей совести и следовать в жизни своим прежним идеалам.


Манчестерский дневник

Повествование ведёт некий Леви — уроженец г. Ленинграда, проживающий в еврейском гетто Антверпена. У шамеша синагоги «Ван ден Нест» Леви спрашивает о возможности остановиться на «пару дней» у семьи его новоявленного зятя, чтобы поближе познакомиться с жизнью английских евреев. Гуляя по улицам Манчестера «еврейского» и Манчестера «светского», в его памяти и воображении всплывают воспоминания, связанные с Ленинским районом города Ленинграда, на одной из улиц которого в квартирах домов скрывается отдельный, особенный роман, зачастую переполненный болью и безнадёжностью.


Дождь в Париже

Роман Сенчин – прозаик, автор романов «Елтышевы», «Зона затопления», сборников короткой прозы и публицистики. Лауреат премий «Большая книга», «Ясная Поляна», финалист «Русского Букера» и «Национального бестселлера». Главный герой нового романа «Дождь в Париже» Андрей Топкин, оказавшись в Париже, городе, который, как ему кажется, может вырвать его из полосы неудач и личных потрясений, почти не выходит из отеля и предается рефлексии, прокручивая в памяти свою жизнь. Юность в девяностые, первая любовь и вообще – всё впервые – в столице Тувы, Кызыле.


Брисбен

Евгений Водолазкин в своем новом романе «Брисбен» продолжает истории героев («Лавр», «Авиатор»), судьба которых — как в античной трагедии — вдруг и сразу меняется. Глеб Яновский — музыкант-виртуоз — на пике успеха теряет возможность выступать из-за болезни и пытается найти иной смысл жизни, новую точку опоры. В этом ему помогает… прошлое — он пытается собрать воедино воспоминания о киевском детстве в семидесятые, о юности в Ленинграде, настоящем в Германии и снова в Киеве уже в двухтысячные. Только Брисбена нет среди этих путешествий по жизни.


Авиатор

Евгений Водолазкин – прозаик, филолог. Автор бестселлера “Лавр” и изящного historical fiction “Соловьев и Ларионов”. В России его называют “русским Умберто Эко”, в Америке – после выхода “Лавра” на английском – “русским Маркесом”. Ему же достаточно быть самим собой. Произведения Водолазкина переведены на многие иностранные языки.Герой нового романа “Авиатор” – человек в состоянии tabula rasa: очнувшись однажды на больничной койке, он понимает, что не знает про себя ровным счетом ничего – ни своего имени, ни кто он такой, ни где находится.


Соловьев и Ларионов

Роман Евгения Водолазкина «Лавр» о жизни средневекового целителя стал литературным событием 2013 года (премии «Большая книга» и «Ясная Поляна»), был переведен на многие языки. Следующие романы – «Авиатор» и «Брисбен» – также стали бестселлерами. «Соловьев и Ларионов» – ранний роман Водолазкина – написан в русле его магистральной темы: столкновение времён, а в конечном счете – преодоление времени. Молодой историк Соловьев с головой окунается в другую эпоху, воссоздавая историю жизни белого генерала Ларионова, – и это вдруг удивительным образом начинает влиять на его собственную жизнь.