Крепость - [129]

– Домик я у Маничкина сменял два года назад, вещи, что там хранились, переданы в музей, всё законно, бумаги есть. А теперь он вдруг попросил его вернуть. Это у него никак не получится, но, если честно, не в домике дело. Маничкин шибко на Крепость зарится, в январе, как я узнал, заказал проект реконструкции памятника с приспособлением его под туристический центр. Ваша позиция в этом вопросе, Иван Сергеевич, мне известна, и я ее теперь целиком поддерживаю, Крепость трогать нельзя.

– Сами же хотели туристический центр построить, небось и домик выменивали не просто так?

– Ситуация изменилась, изменились и мои взгляды, – жестко сказал Бортников.

– Правда, что Маничкин под следствием и даже друг прокурор его сдал?

– Прокурор сдал, зато Москва поддерживает, у него там сильная рука, а может быть, и несколько. С чего бы ему сейчас заказывать проект? На что-то надеется, правильно я думаю?

– Тогда и школа в Крепости ему будет не помеха.

– Положим, тут мы решим вопрос, создадим спортивную зону, решим всё законно и на местном уровне. Вы беретесь защитить памятник? И жить будет где – три комнаты, свежий воздух, дрова обеспечим, о зарплате договоримся. Решайтесь, Иван Сергеевич.

– Чтобы учить, нужны книжки. Кое-что у меня осталось на старой квартире, но мало, надо в библиотеке посмотреть, вдова Кофьяна его книги туда отдала.

– У меня своя библиотечка есть, поделюсь, дочка не играет, стоят без дела. Возьметесь?

– Даже в мыслях такого не было, всё гадал, зачем я вам понадобился. Чудеса, да и только. Берусь!

Бортников плеснул ему коньяку, пододвинул тарелку с бутербродами:

– За школу?

Чокнулся бокалом с нарзаном, скрепил договор и сразу заскучал. Видно было по глазам: Бортников решил задачку, Мальцов был ему уже сегодня не нужен.

Мальцов дал согласие не раздумывая, но ясно понимал, что лезет в ярмо не менее опасное, чем музейное. Раз что-то решив, Бортников не отступался от задуманного, Крепость он мысленно давно себе присвоил и отдавать ее музею не собирался. На что рассчитывал владелец «Стройтехники», захватывая памятник федерального значения, Мальцов не понимал, одно знал точно: Маничкин Крепость испоганит, и тут их интересы с Бортниковым совпадали. Подкупило, признаться и личное отношение Бортникова к шахматам – игру Степан Анатольевич любил и не скрывал этого. Будь что будет, решил Мальцов, а там, глядишь, рассосется, растянется на годы, а школа останется, и Крепость удастся отстоять. Как разбираться потом с самим Бортниковым, подскажет время, думал он, давая согласие.

Договорились встретиться в начале апреля, раньше строители не успеют навести в домике марафет, да и Маничкин, если пойдет на штурм, то не ранее мая-июня, когда солнце подсушит стены и почву. Бортников распорядился, чтобы Мальцова отвезли в деревню.

– Я еще отыграюсь, – сказал на прощание серьезно, нисколько не сомневаясь в своих словах.

– Конечно, Степан Анатольевич, а потом я опять вас разобью в пух и прах, мне теперь заниматься и заниматься, вспоминать азы, мышцы наращивать, – ответил радостно Мальцов. Коньяк растекся по телу и согревал, все страхи оставили.

Без подарков его, понятно, не отпустили. Николай вручил тяжеленную сумку и конверт с десятитысячным авансом.

– Как у нас водится, Иван Сергеевич, – отметил подобострастно, чуть склонив голову.

Сумку Мальцов взял и от аванса не отказался: Бортников обиделся бы, не прими он дачку, и, разбушевавшись, мог отменить свое решение из простого самодурства, оно в городе всем было известно.

Одно страшило по-настоящему: надо было заехать домой и вывезти шахматную библиотечку. Но и тут фортуна улыбнулась: в дом его пустили, даже теща, естественно, приехавшая встречать Нину в роддом и оставшаяся на ночь, поздоровалась сквозь зубы, правда, не поздравила с дочкой, что его только повеселило. Он подошел к колыбельке, маленькая Павла спала. Мальцов смотрел на нее, понимая, что не испытывает к новорожденной никаких положенных чувств, кроме жалости.

Вдвоем с шофером они быстро покидали книги во взятые загодя в супермаркете пакеты. С Ниной он обмолвился двумя-тремя ничего не значащими словами, интерес к книгам объяснил тем, что хочет вспомнить былое увлечение, чтобы совсем не оскотиниться в деревне. Надо отдать ей должное, она была корректна, поблагодарила за памперсы и простыню. Простились оба с явным облегчением. Всё-таки ангелы были сегодня на его стороне, подумалось ему.

Но стоило отъехать от дома, эйфория прошла. Шофер знал дорогу и был приучен молчать. Начиналась новая жизнь, о которой он не смел и мечтать, похоже, она могла стать весьма сносной, но могла и подвести под монастырь. Ярмо, которое Мальцов надел не раздумывая, – он ощущал его, оно уже натирало шею, давило на нее непривычно и настойчиво. Знала бы Нина, пронеслось в голове. Выходило, что он обманул всех, продался за сумку с продуктами и аванс? Но не позволил себе поддаться паническому настроению, «всё будет: коньяк и цыгане, и девки в ажурных чулках», – вспомнились слова студенческой песни, что пели у костра в экспедиции. И нахрена тебе всё это? – спросил его внутренний голос.