Крепость - [117]

Стая убийц загнала ослабленного и больного одиночку, сделав это виртуозно, расчетливо, выгнав на распахнувшуюся просеку, где их преимущество было неоспоримо. Загнала, пожрала целиком и побежала дальше. Не так ли поступили и с ним?

– Так, да не так, – сказал он вслух, и голос прозвучал неожиданно и до того громко, что вяхирь в чаще поперхнулся, испуганно булькнув, и замолк.

Мальцов смотрел на речку и не мог от нее оторваться. Здесь у выходящей из леса дороги раньше стояла мельница, река тут замерзала только с сильными морозами. Основная ее часть была уже подо льдом, чистым и некрепким – зелено-голубая змейка вилась по болоту, укрытому нетронутым снегом, и чуть парила в не схватившихся еще окончательно полыньях, как живое, спокойно дышащее существо. Наконец он вспомнил о цели похода – о новогодних елках, развернул лыжи, пошел назад по укатанной лыжне. Нашел две пушистые елочки на обочине дороги, срубил их, перевязал, закинул на спину и отправился домой. Он вдруг почувствовал, что проголодался, от пережитого волнения разыгрался аппетит. Пригрезился салат оливье – обязательное блюдо на новогоднем столе, и он понял, что завтра поедет в Деревск, одним днем, закупится в магазинах и, может быть, навестит Нину, – ему надо было ее увидеть, ведь скоро она должна была родить его ребенка. Его ли? Он прибавил ходу и скоро увидал тополя на василёвской улице и черные силуэты домов. Над двумя из них прямо вверх поднимались густые столбы дыма.

27

После обеда он залез на чердак, вынул из сундука старые обувные коробки: в них хранились елочные игрушки. Стеклянные шары были переложены ватой и завернуты в мятую газету, на одном обрывке сохранился кусочек первой страницы «Деревского рабочего» от 20 декабря 1974 года с короткой заметкой из раздела «Разное». Заметка называлась «С помощью актива». Он прочитал: «К началу подписки на газеты и журналы на 1974 год в Деревском железнодорожном узле готовились заблаговременно. Было проведено не одно инструктивное совещание с многочисленным отрядом общественных распространителей печати. Их снабдили всем необходимым. Общественные распространители умело провели разъяснительную работу и подписку. Многие железнодорожники подписались на газеты “Правда”, “Гудок”, “Калининская правда” и “Деревский рабочий”. В. Рукавишников».

Смятая бумага с мертвым языком умершей страны сохранила его любимый светло-зеленый шар: на стекло серебряной краской были нанесены две нити, они опоясывали шар выпуклыми параллельными спиралями, и если покрутить шар, зажав нитку в пальцах, спирали создавали ощущение бесконечного движения. В детстве он непременно крутил шар перед тем, как повесить на елку, и однажды чуть было не разбил, когда перетерлась ветхая ниточка, лишь чудом подхватил его и спас. Мама была рядом и всё видела, она тогда больно Мальцова отшлепала. В детстве мама часто ругала и шлепала его, ставила в угол и оставляла без сладкого – отец смотрел на шалости единственного сына сквозь пальцы и ни разу не ударил. Мальцов всегда вешал зеленый шар на самые верхние ветки. В темноте при горящих свечах игрушка начинала светиться из глубины тихим зеленым светом, спокойным и притягивающим, словно в шаре была заключена какая-то тайна, что оживала в нем только по ночам в преддверии Нового года. Он пристроил шар на верхнюю пушистую ветку, уравновесив с другой стороны таким же, но темно-красным, этот светился изнутри рубиновым светом, как звезда на кремлевской башне. Пониже нашлось место для серебряных витых сосулек, оловянного ангела с длинной трубой, хрустального колокольчика с отбитым язычком, для санок из бисера и ватных яблок и груш со сморщенными и обшарпанными боками, для бисерной же мельницы с голубыми крыльями и лебедя из серебряной бумаги с гордо изогнутой шеей. Это были старинные, еще дореволюционные игрушки. Нина как-то сказала, что их надо перевезти в Деревск, а он просто забыл это сделать и теперь обрадовался, обнаружив их на чердаке. Пожелтевшая вата, которой были переложены игрушки, легла на ветки и под елку, изображая снег. В другой коробке лежали игрушки новые, купленные уже в его детстве: однотонные золотые и серебряные шары – им нашлось место пониже, – ярко раскрашенный пушкинский звездочет с длиннющей белой бородой и в красных остроносых сапогах, жестяной паровозик с помятой трубой, картонные снежинки, две пики – навершия, слишком яркие, переливающиеся от переизбытка цветных глазков, и старая звезда из медной проволоки, похожая на расплющенный ершик, – проволока сильно потускнела от времени. Дед всегда прикручивал к верхушке елки звезду, хотя мама настаивала на ярких пиках: это она их купила, хотела, чтобы было «как у всех», но, сколько он себя помнил, пики на верхушках так и не прижились. Мальцов снова завернул их в газету, а наверх водрузил привычную старушку звезду. В третьей коробке спали Дед Мороз с деревянным посохом и мешком через плечо и Снегурочка с длинной русой косой из мочала, в голубом полушубке с блестками. Куклы были сделаны из такой же крашеной ваты, что и яблоки и груши, их он поставил под елку. Еще в коробке лежал плюшевый заяц с одним ухом – одна из первых его игрушек; он посадил зайца на почетное место посредине, между Дедом Морозом и Снегурочкой. Зато свечек, к сожалению, не осталось, лишь подсвечники на прищепках и перегоревшая гирлянда с лампочками. Он отнес ее к Стальку, тот повертел в руках и пообещал починить. Не нашлось в коробках только серебряного дождя и блестящих гирлянд из фольги.