Крепкий орешек - [4]

Какой это прекрасный дар Природы!

И вот пошли воспоминания… Связанные не только именно с этим самолетом. Встречи и расставания подобны волшебному ключу, открывающему самые затаенные сейфы доброй человеческой памяти.

Так появились в моей книге многие последующие страницы…

Часть первая Авиационная юность

Трудно ли стать пилотом? Да.

Трудно ли быть пилотом? Очень.

Представьте себе, что за вашим окном дружно работают два… или лучше три-четыре авиационных двигателя. С утра и, скажем, до обеда. Кроме того, под вами тысячи метров высоты. Да болтанка, да толща облаков, обледенения, грозы…

Однако не пугайтесь…

ОСУЩЕСТВЛЕННАЯ МЕЧТА

1

В аэропортах Москвы, Харькова, Воронежа, Краснодара, Адлера, Минеральных Вод и многих других ежедневно приземляются самолеты ростовчан.

Часто, после того как из самолета выйдут пассажиры, на трапе появляется заместитель командира Ростовского объединенного авиаотряда по летной службе Иван Александрович Гроховский. Руководителям полетов, диспетчерам, начальникам аэропортов хорошо знакома его среднего роста плотная фигура; они знают, что Гроховский появился в их владениях потому, что проверяет один из своих экипажей в рейсовых условиях.

Но мало кто знает, как труден и долот был путь этого человека к штурвалу воздушного корабля…

2

…Высотомер показал 1200 метров.

Иван сбавил обороты мотора, перевел самолет в горизонтальный полет и глянул за борт. С этой высоты запорошенная снегом земля, с неясными оттисками замерзших речек и невысоких белых холмов, была похожа на неоконченную карту, на которую неторопливые топографы еще не успели нанести зеленые силуэты лесов, коричневатые штрихи возвышенностей и светло-синие крапинки прудов и озер.

Он ощутил левой щекой упругий морозный воздух и улыбнулся. Далеко, точнее, глубоко внизу, сходились буквой «У» едва заметные линии дорог, а рядом лепились у подножия холма сероватые домики хуторка — это и был центр пилотажной учебной зоны: над ним разрешалось выполнять фигуры высшего пилотажа.

— Рыбу удишь, Гроховский? — насмешливо прозвучал в правом ухе голос инструктора Дубенского.

Иван выпрямился и вздохнул.

— Давай снова отрабатывать глубокие виражи, — кричал в переговорный аппарат Дубенский. — Понял?

Курсант покорно кивнул и, не оглядываясь, слегка нажал на сектор газа. Шум мотора усилился, а стрелка прибора скорости дрогнула и как бы сделала полшага вправо.

— Левый, — коротко приказал инструктор.

Иван плавно двинул рулями, и самолет стал описывать в светлом зимнем небе круг, центром которого был лежащий на земле хуторок.

— Правый! — повелительно крикнул инструктор, когда, закончив левый вираж, Иван вывел самолет напрямую.

Курсант плотнее обычного обхватил пальцами ручку управления, резче, чем следовало, двинул от себя сектор газа и с отчаянием, точно решившись на что-то почти безнадежное, накренил послушный У-2 на правое крыло.

Но самолёт, вместо того чтобы сделать глубокий вираж, безудержно опускал нос все ниже и ниже горизонта. Иван почувствовал, как машину сильно потянуло в штопор, точно лодку, попавшую в водоворот, и невольно прижал ручку управления ближе к себе, как бы пытаясь удержать самолет на этой высоте.

— Куда тянешь? — надрывно звучал в ушах гневный голос Дубенского. — Хочешь сорваться в штопор? Отдай ручку, поддержи левой ногой, вот так…

Инструктор легко и почти мгновенно вернул самолет в нормальное положение и вновь доверил управление курсанту.

— Не зажимай ручку, сиди спокойно! — нервно кричал он. — Следи за прибором и не теряй скорости.

Иван взглянул на прибор скорости: острая стрелка, словно издеваясь над неопытностью парня, ушла влево. Горизонт спрятался под капот мотора, впереди расстилалось только холодное, отчужденное небо, как бы потемневшее от неудовольствия.

Воздух стал рыхлым, как вата, и в сердце закрался холодок неприятного предчувствия.

«Опять… — подумал Иван, — опять не получается правый вираж! Я теряю скорость… Но как быть? Что надо сделать в первую очередь?» Он ожидал ответа на эти вопросы от инструктора, но услышал лишь глухое ворчание.

Ручка двойного управления в кабине курсанта словно по щучьему велению метнулась вперед и влево, ножные педали сами собой задвигались, размашисто и тоже резко. Но потом их движения стали мельче и плавнее — горизонт вновь показался из-под мотора, занял положенное ему место у головки первого цилиндра, и укрощенный самолет спокойно полетел по прямой.

— К чертям, — выругался инструктор, — мне надоело работать за тебя… Чего ты пошел в авиацию — не пойму. Разве это полет? Ты даже представления не имеешь о высшем пилотаже. А ну, держись, покажу тебе, как надо летать!

Самолет энергично перевернулся через правое крыло вверх колесами, и мотор, громко чихнув, затих. Теперь под ногами Ивана красовалось вновь повеселевшее небо, а над головой огромной белой простыней, с лоскутами хуторов и перелесков, лежала земля. Нос самолета стал, не торопясь, опускаться к земле, и неожиданную густую тишину нарушил нарастающий шорох морозного воздуха, скользящего по обшивке крыльев и фюзеляжа. Тонко и негромко запели стальные ленты — расчалки. От перегрузки Ивана так вдавило в сиденье, что в глазах запестрели черные и желтые круги. Рыча мотором, двухкрылый У-2 вошел в красивую петлю Нестерова…