Крепкие орешки - [3]

Кстати, о естественных надобностях. В десяти шагах от "чайханы" красовался аккуратный сортирчик нашей батареи, предмет зависти всего батальона. По причине дефицита досок он был по периметру обшит рубероидом. Именно сюда кишечник, не желающий осознавать всю остроту момента, привел водителя батарейного ГАЗ-66 рядового Байрамова. Примерно через пару минут (мы все еще наслаждались чайком) справа от меня бетонный забор просекла бело-желтая вспышка, и порция осколков пополам с бетонным крошевом ушла в туалет вслед за Байрамовым -- прямо сквозь рубероид. Я максимально осторожно (чай-то горячий) поставил кружку на стол и поднялся в рост. Из дверей туалета так же не спеша вышел Байрамов, деловито поддернул штаны и задумчиво прокомментировал ситуацию:

-- А ведь был запор!

И мгновенно исчез в направлении своей огневой, громыхая на ходу бронежилетом и оружием.

Бой начался.

Я прикурил. Слева от меня в положении низкого старта замер расчет зенитной пушки. Я посмотрел на лица -- никакого страха; спокойное ожидание и суровая решимость. А пацанам было по 18-- 20 лет, и в бою они не были НИ РАЗУ.

Я пустил сквозь зубы дым и подал первую с начала боя команду:

-- Не суетись! -- и полез по приставной лесенке на артплощадку, осмотреться.

Почему я сразу не подал зенитчикам команду "к бою", я в тот момент даже не задумывался. Изучать в бинокль обстановку, имея рядом оседлавший пушку расчет, мне никто не мешал; разобраться с этим грубейшим нарушением устава я смог, только взобравшись на крышу.

Выскочив на крышу, я удостоился чести лицезреть ад. Я знаю, что такое обстрел, а что такое абзац, когда пули, кажется, можно ловить руками, как дождевые капли. Гремело отовсюду, на всю катушку, в три слоя, вдребезги, в душу мать. Треск автоматных и пулеметных очередей слился в сплошной рокот и отступил куда-то на задний план, превратившись просто в шумовой фон, подавленный и перекрытый адским грохотом рвущихся гранатометных боеприпасов всех типов -- подствольных ВОГ-25, автоматических ВОГ-17, противотанковых ПГ-7 и ПГ-9. Огонь чеченских гранатометчиков был так густ, что время от времени взрывы наседали один на другой, как пьяницы в давке за водкой, сливаясь в один громовой раскат. Сорвавшаяся с цепи смерть выла, хрипела, стонала и визжала, брызжа во все стороны ядовитой слюной и норовя распороть все живое своими грязными крючковатыми когтями.

Лирическое отступление 1

... Начальник столовой, сержант контрактной службы Игорь Набирухин, спал в своей каптерке и видел сны. Впоследствии, нервно прихлебывая водку, он так и не смог внятно объяснить, что за дикий кошмар подбросил его с койки и вышвырнул вон, под крылечко, за секунду до того, как в дверной проем влетела управляемая противотанковая ракета "фагот", превратив содержимое кладовой в творение сумасшедшего повара-сюрреалиста. Факт остается фактом: из каптерки он выпал до, а не после взрыва, иначе мешанина из квашеной капусты, печенья и макарон была бы обильно приправлена его собственными потрохами...

После первых же выстрелов бойцы заняли свои места на огневых или, по крайней мере, убрались с открытых пространств -- это было проконтролировано. Но никому (мне в том числе) не пришло в голову вспомнить о часовом у входа в караульное помещение. Часовой стоял за короткой Г-образной кирпичной стенкой в рост человека, примыкавшей к высокой, в два этажа, глухой стене гаража. В какой-то степени можно понять, почему не нюхавшие пороха офицеры считали эту стенку защитой, но я-то, старая полевая крыса, прекрасно знал, что осколки гранат ВОГ-25 и ВОГ-17 уверенно валят людей при разрыве и сзади, и сбоку, и сверху. В первые же секунды боя штук шесть гранат врезались в стену гаража, окатив часового потоком рваной стали; на крики о помощи бросился Паша, санинструктор-контрактник, прилетевший из Грозного буквально за пару часов до боя. Он не успел еще толком начать перевязку, как новой лавиной осколков его убило наповал...

Зенитные автоматы, в силу их специфического назначения, практически невозможно по-настоящему защитить от пуль и осколков. Как минимум два ключевых номера -- наводчик и прицельный -- торчат над бруствером, как тополь на Плющихе. И хотя железная логика боя требует, чтобы офицер как можно дольше оставался в живых, у меня язык не повернулся послать к орудию расчет, не попробовав предварительно уцелеть в этой свистопляске самому. В противном случае мне до конца дней моих пришлось бы ходить небритым: я просто не смог бы смотреть на себя в зеркало.

Дежурный наблюдатель, заряжающий Фазлиахметов, деловито постукивал из автомата. Так же деловито, негромко, скупо постукивал весь батальон. И это было гут, ибо беспорядочная пальба во что попало и во что ни попадя есть симптом клинический, начало конца. Хлопцы еще только примеривались, нужно было их слегка воодушевить. Ну-с, приступим!

Я в кресле наводчика, и шестикратный прицел скачком приближает дома, кусты и беспорядочно брошенную дорожно-строительную технику. Страху нет, один задор. Страх был до первого выстрела, страх придет после последнего. Происходящее вокруг воспринимается совершенно отстраненно, разум словно отодвинулся куда-то в глубь зрительного зала, с удобством устроившись на галерке. А бурлящий водоворот боевого азарта громыхал вокруг меня на полных оборотах, лязгая, как большегрузный состав; восторг и жажда убийства смешались в адскую реактивную струю, и мы ревели на пару с автоматом -- он сквозь жерла стволов, я -- сквозь оскаленные зубы.