Крепкая подпись - [41]
Но если дело начинается с докторов, то здесь жди подвоха. К чему-нибудь обязательно придерутся, что-то окажется не так в печенке или в другом месте — и тогда уж пиши пропало. Оставят. Не допустят.
Даже бывалый Егор Лодейкин дрогнул, войдя в секретарскую комнату. Она превратилась в медицинский кабинет: белый стол и на нем какие-то блестящие инструменты, от которых становится заранее страшновато; диван, накрытый белой клеенкой; доктора в белых халатах. Бюро в полном составе — тоже в халатах.
Доктор Марк Ароныч, повсеместно именуемый Макаронычем, бросил на Егора Лодейкина косой взгляд из-под пенсне:
— Ага, старый знакомый… раздевайся… все, все снимай!
Мрачно сопя, Лодейкин стал разоблачаться. Макароныч нетерпеливо ерзал на стуле, пока он стягивал тельняшку.
И началось освидетельствование.
Такого Лодейкин еще не испытывал. Его взвешивали, измеряли, выслушивали, выстукивали, чертили на груди невидимые знаки, поворачивали во все стороны, тискали живот, оттягивали веки, заставляли приседать, делать вдох и выдох, открывать рот — «шире, еще шире!» — и наконец объявили, что он может одеваться.
Весь отсыревший, Лодейкин дрожащими руками взялся за одежду. Он видел, как Макароныч сел за стол, придвинул к себе плотный лист, где крупно было выведено сверху: «Лодейкин Егор Кириллович, г. р. 1901», и поставил рядом с его фамилией жирную птичку. Потом еще раз окинул Лодейкина косым взглядом, пожевал губами и начал быстро писать.
Лодейкин с беспокойством смотрел, как соскакивают с пера мелкие, непонятные закорючки. Особенно подозрительной казалась жирная птичка.
— Это все про меня столько? — спросил он хрипло.
Отвесив брезгливую нижнюю губу, поминутно роняя пенсне с крупного старческого носа, Макароныч продолжал писать.
Лодейкин шагнул к столу, придерживая рукой спадающие штаны.
— Я здоровый, — громко сказал он. — Во у меня какая мускулатура, глядите! В медицинской помощи не нуждаюсь!.. Вы мне оказывайте ее на поле боя… — С каждым словом он распалялся еще больше. — И нечего мне птички ставить!
Макароныч заскрипел стулом. Его плоская лысина с седым бордюрчиком сделалась багровой, пенсне упало и закачалось на черном шнурке. И вдруг он вскочил, схватил за руку оторопевшего Лодейкина и подтащил к огромному каминному зеркалу в золоченой раме:
— Вот… гляди!
Лодейкин не помнил, когда видел себя в зеркале последний раз, — как-то ни к чему было. И теперь он исподлобья смотрел на малознакомого парня с несоразмерно тонкой шеей, с выступающими ключицами, с ребрами, которые можно было пересчитать на татуированной груди.
— Ты знаешь, кто ты? — кричал ему в ухо Макароныч. — Ты щепка! Ты мозгляк! У тебя половины веса не хватает!.. Нервы ни к черту, истощение… Прокурился насквозь!
Лодейкин беспомощно огляделся. Члены бюро сидели с непроницаемыми лицами, а Луба как будто прятал набегающую улыбку.
— Это как же понимать? — дрогнувшим голосом спросил Лодейкин. — Признан негодным, что ли?
Антон Луба поглядел на него все с той же припрятанной улыбочкой:
— Товарищ комиссар яхт-клуба! Все узнаете в свое время! Есть военная тайна, а есть врачебная тайна, слыхал? Короче говоря, застегни ремень, а то штаны потеряешь, и позови Дубоноса.
Когда за Лодейкиным закрылась дверь, Макароныч вытащил цветной стариковский платок и долго протирал лысину:
— Хорошенькое дельце, а? И это с каждым будет такая морока?
— А вы что, не знаете нашу публику? Еще не то будет! Вели-и-кая буза произойдет, вот увидите…
Луба усмехнулся, и похоже было, что он доволен таким началом и другого не ждал.
БЕСЕДА О ЗНАЧЕНИИ ВЕСНЫ
Весною двадцатого года в бывший великокняжеский особняк на невской набережной, где помещался теперь Петроградский комитет молодежи, явились двое приезжих.
С первого взгляда видно было, что они прошли полный курс дорожных мытарств, «хватили шилом патоки», как шутили тогда. Одежонка их пообтрепалась до крайности, молодые лица обросли изрядной щетиной, но в глазах светилось торжество, как у людей, достигших долгожданной цели.
— Мы с города Дем, — объяснял бронзово-смуглый скуластый парень, певуче-затрудненно произнося слова. — Я товарищ Сайтудинов, секретарь укомол. Вам сухари привезли. Дайте ребятка побольше, покрепче. Грузовики два-три…
Сообщение о сухарях мгновенно распространилось в ПК, и все, кто был в наличии, собрались со скоростью пожарной команды, чтобы отправиться на Николаевский вокзал.
В туго набитых, похрустывающих мешках, которые прибыли из Дема, лежали сухари — черные и посветлее, большие и поменьше. Частенько, таясь от старших, сушили и собирали их молодые демичи по всему уезду. И вот мешки доставлены на подмогу питерским ребятам.
В Петрограде была весна — первая весна, когда враг не стоял у его ворот. Война откатилась на запад, к польской границе, но в городе все напоминало о недавней боевой тревоге. Окна многих домов были забиты мешками с песком, улицы перегорожены баррикадами, опутаны колючей проволокой.
Красный Петроград голодал, терпел жестокие невзгоды, но жизнь в нем захватывала людей до самозабвения, и многие тысячи не захотели поменять эту жизнь на гладкую сытость в хлебных краях.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Сборник статей, подготовленных на основе докладов на конференции «Ф. В. Булгарин – писатель, журналист, театральный критик» (2017), организованной журналом «Новое литературное обозрение» и Российской государственной библиотекой искусств, в которой приняли участие исследователи из Белоруссии, Германии, Италии, Польши, России, США, Украины, Эстонии. Статьи посвященных различным аспектам биографии и творчества Ф. В. Булгарина, а также рецепции его произведений публикой и исследователями разных стран.
Дневники Максимилиана Маркса, названные им «Записки старика» – уникальный по своей многогранности и широте материал. В своих воспоминаниях Маркс охватывает исторические, политические пласты второй половины XIX века, а также включает результаты этнографических, географических и научных наблюдений. «Записки старика» представляют интерес для исследования польско-российских отношений. Показательно, что, несмотря на польское происхождение и драматичную судьбу ссыльного, Максимилиан Маркс сумел реализовать свой личный, научный и творческий потенциал в Российской империи. Текст мемуаров прошел серьезную редакцию и снабжен научным комментарием, расширяющим представления об упомянутых М.
Виктор Гюго — имя одновременно знакомое и незнакомое для русского читателя. Автор бестселлеров, известных во всём мире, по которым ставятся популярные мюзиклы и снимаются кинофильмы, и стихов, которые знают только во Франции. Классик мировой литературы, один из самых ярких деятелей XIX столетия, Гюго прожил долгую жизнь, насыщенную невероятными превращениями. Из любимца королевского двора он становился политическим преступником и изгнанником. Из завзятого парижанина — жителем маленького островка. Его биография сама по себе — сюжет для увлекательного романа.
Эта книга о трагической судьбе талантливого советского зодчего Мирона Ивановича Мержанова, который создал ряд монументальных сооружений, признанных историческими и архитектурными памятниками, достиг высокого положения в обществе, считался «архитектором Сталина».
«Мне некого было винить, кроме себя самой. Я воровала, лгала, нарушала закон, гналась за кайфом, употребляла наркотики и гробила свою жизнь. Это я была виновата в том, что все мосты сожжены и мне не к кому обратиться. Я ненавидела себя и то, чем стала, – но не могла остановиться. Не знала, как». Можно ли избавиться от наркотической зависимости? Тиффани Дженкинс утверждает, что да! Десять лет ее жизнь шла под откос, и все, о чем она могла думать, – это то, где достать очередную дозу таблеток. Ради этого она обманывала своего парня-полицейского и заключала аморальные сделки с наркоторговцами.