Крепкая подпись - [36]

Шрифт
Интервал

— Батя! Эй! — донеслось из-за двери. — Ходи сюда!

Лицо у Бати сразу отвердело, свирепые усы шевельнулись:

— Начхоз зовет! Ну, прощевай, солдат… Некогда мне тут с вами…

Петрик вышел из госпиталя без обиды на последние Батины слова. Какая может быть обида? Служба! А главное — не до этого, когда ноги ведут тебя через госпитальный дворик прямо к калитке, а за калиткой — Москва.

В Москве Петрик еще не бывал и теперь, когда находился в столице, тоже не имел случая увидеть ее. Он был без сознания, когда его доставили из санвагона прямо в госпиталь. Но слыхал он о Москве с малолетства — рос на полустанке, в семье путевого обходчика.

Слыхал он про знаменитый малиновый звон и сорок сороков, про благолепные крестные ходы, лихачей-извозчиков с лакированными пролетками и чудо-конями, о каких-то особых, сдобных, расписных пряниках, которыми торгуют на улицах, о трактирах с музыкой, о магазинах, где можно заблудиться, как в лесу.

Посчитать, так совсем еще недавно существовала эта Москва, но теперь она была уже вроде полусказки-полубыли, да Петрик и не сожалел о том, что такую ее не застал. По нынешней Москве — негромкой, малолюдной, с вспученными или, наоборот, осевшими булыжными мостовыми, со следами пуль на стенах, а то и с воронками от снарядов — он шел с особенным чувством. Эту Москву он защищал на дальних подступах, стоял за нее грудью…

По календарю была уже поздняя осень, но деревья еще не сбросили листвы, прохваченной ржавчиной, в воздухе плавали тонкие нити паутины, и казалось, что неяркое солнце даже пригревает слегка.

Во всяком случае, не холодно было и в одной гимнастерке («Шинель осталась на месте происшествия», — объяснил в госпитале Петрик, когда Батя составлял на него листок «наличного вещевого довольствия»).

Ноги в тяжеленных, уже давно отслуживших свое солдатских ботинках передвигались нелегко, и все-таки, всем существом своим, Петрик жаждал движения. Он не опасался, что заблудится в этих кривых, горбатых улицах и переулках, упиравшихся вдруг в тупики. Сосед по койке, наборщик-москвич, начертил ему подробнейший план, где все было обозначено — и то, что требовалось для дела, и то, что, по его мнению, «преступно не посмотреть». И Петрик шагал вполне уверенно, поглядывая вокруг с детским любопытством.

Вот улица, идущая в гору, заросшая травой, теперь уже сухой и желтой, с потемневшими деревянными домиками вперемешку с амбарами кирпичной кладки. В том месте, где строения как будто отступали вглубь, стая мальчишек гоняла тряпичный мяч — вольготно, точно на поле.

У двухэтажного особнячка с уцелевшей кое-где голубой штукатуркой Петрик остановился как по команде. Такие вещи, наверно, встречаются лишь в Москве: в простенке между окон — зеркало, треснувшее, затуманившееся от времени, с прозрачными пятнами, из-под которых проступает голубая штукатурка. Уличное зеркало, московское чудо, любуйтесь, прохожие!

Интересно было взглянуть на себя во весь рост, при полном освещении. Петрик придвинулся к зеркалу почти вплотную. Вот таким, стало быть, видится он людям. Если смотреть с левой стороны — это Симон Петрик, каков он был, похудевший, конечно, и зеленоватый. А если взглянуть справа — совсем другая картина: от скулы через всю щеку тянется извилистый синий рубец, точно река, нарисованная на географической карте.

Госпитальный парикмахер не брил эту щеку, а осторожно подстригал кое-где отраставшую щетину, и теперь на щеке видны были неровные белесые кустики.

— Бороду надо запускать, — прикидывал Петрик. — Только волос худо растет на этом месте… А без бороды нельзя.

В зеркале отражалась и улица — широко, во все стороны, — и он увидел, как мальчишки, оставив уже совсем растрепанный мяч, побежали вверх по дороге. Послышалось натужное тарахтенье мотора, по бугристой мостовой медленно спускался автомобиль, подскакивая на невидимых под травяным настом выбоинах.

Мальчишки обегали его со всех сторон, и шоферу, как видно, приходилось все больше притормаживать, чтобы не наехать на кого-нибудь из них. Петрик тоже сошел на дорогу, чтобы поближе рассмотреть автомобиль. В моторах он разбирался, но такую машину — с круглым, как бочонок, радиатором, длинным кузовом и запасным колесом, пристроенным сбоку, — не встречал.

Автомобиль вдруг затормозил как раз напротив того места, где находился Петрик. Дверца открылась, внутри сидели двое. Тот, что ближе к Петрику, в военном: защитная фуражка, шинель; рядом с ним — человек гражданского вида, в кепке и расстегнутом пальто.

Полуобернувшись, военный выслушал что-то сказанное ему соседом, потом обратился к Петрику:

— Далеко следуете, товарищ боец?

Петрик одернул гимнастерку, поправил суконный шлем и ответил как положено:

— Следую из госпиталя, где находился на излечении после полученного ранения, на военно-пересыльный пункт для дальнейшего прохождения действительной службы в Красной Армии. Докладывает красноармеец Петрик!

— А ранение вы где получили, товарищ? На каком фронте? — Голос военного звучал совсем не по-командирски, но Петрик, не зря проходил выучку в той части, которой командовал бывший прапорщик Русаков.

— Осколочное ранение в челюсть получено мною под Валуйкой летом, августа сего года, во время прокладки связи со штабом бригады!


Еще от автора Леонид Николаевич Радищев
На всю жизнь

Аннотация отсутствует Сборник рассказов о В.И. Ленине.


Рекомендуем почитать
Исповедь старого солдата

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Ф. В. Булгарин – писатель, журналист, театральный критик

Сборник статей, подготовленных на основе докладов на конференции «Ф. В. Булгарин – писатель, журналист, театральный критик» (2017), организованной журналом «Новое литературное обозрение» и Российской государственной библиотекой искусств, в которой приняли участие исследователи из Белоруссии, Германии, Италии, Польши, России, США, Украины, Эстонии. Статьи посвященных различным аспектам биографии и творчества Ф. В. Булгарина, а также рецепции его произведений публикой и исследователями разных стран.


Записки старика

Дневники Максимилиана Маркса, названные им «Записки старика» – уникальный по своей многогранности и широте материал. В своих воспоминаниях Маркс охватывает исторические, политические пласты второй половины XIX века, а также включает результаты этнографических, географических и научных наблюдений. «Записки старика» представляют интерес для исследования польско-российских отношений. Показательно, что, несмотря на польское происхождение и драматичную судьбу ссыльного, Максимилиан Маркс сумел реализовать свой личный, научный и творческий потенциал в Российской империи. Текст мемуаров прошел серьезную редакцию и снабжен научным комментарием, расширяющим представления об упомянутых М.


Гюго

Виктор Гюго — имя одновременно знакомое и незнакомое для русского читателя. Автор бестселлеров, известных во всём мире, по которым ставятся популярные мюзиклы и снимаются кинофильмы, и стихов, которые знают только во Франции. Классик мировой литературы, один из самых ярких деятелей XIX столетия, Гюго прожил долгую жизнь, насыщенную невероятными превращениями. Из любимца королевского двора он становился политическим преступником и изгнанником. Из завзятого парижанина — жителем маленького островка. Его биография сама по себе — сюжет для увлекательного романа.


Архитектор Сталина: документальная повесть

Эта книга о трагической судьбе талантливого советского зодчего Мирона Ивановича Мержанова, который создал ряд монументальных сооружений, признанных историческими и архитектурными памятниками, достиг высокого положения в обществе, считался «архитектором Сталина».


Чистый кайф. Я отчаянно пыталась сбежать из этого мира, но выбрала жизнь

«Мне некого было винить, кроме себя самой. Я воровала, лгала, нарушала закон, гналась за кайфом, употребляла наркотики и гробила свою жизнь. Это я была виновата в том, что все мосты сожжены и мне не к кому обратиться. Я ненавидела себя и то, чем стала, – но не могла остановиться. Не знала, как». Можно ли избавиться от наркотической зависимости? Тиффани Дженкинс утверждает, что да! Десять лет ее жизнь шла под откос, и все, о чем она могла думать, – это то, где достать очередную дозу таблеток. Ради этого она обманывала своего парня-полицейского и заключала аморальные сделки с наркоторговцами.