Крепкая подпись - [35]

Шрифт
Интервал

Сергей Миронович даже засмеялся от удовольствия: «Молодец! Я всегда подозревал, что у тебя есть дипломатическая жилка!» И я выслушал это не моргнув глазом. Дипломатия так дипломатия!..

Той же ночью состоялось заседание Реввоенсовета: председательствовал Киров. Я видел, как он несколько раз вынимал и разглядывал листок из ленинского блокнота. Перечтет, улыбнется, спрячет в карман, а через некоторое время снова достает…

— А узнал он, как было на самом деле?

— Узнал! Я сам рассказал ему. Но это случилось много позже, в тридцать втором году, когда он работал в Ленинграде. Я получил тогда назначение в Англию, в наше торгпредство. Нарочно так выгадал, чтобы иметь свободный день для встречи с Сергеем Мироновичем. Приехал в Ленинград, позвонил в Смольный. Слышу знакомый голос, такой же сильный, отчетливый: «Гасан? Вот это да! Ты где? Жду, приходи!.. Нет, лучше у меня дома встретимся. Уж там всласть наговоримся!»

Вечером отправился к нему на Петроградскую. Надо сказать, удивительно мало он изменился. Пожалуй, только раздался вширь. А так — совсем прежний Мироныч. Такая же гимнастерка с широким ремнем, русские сапоги и кисет с излюбленной махорочкой. А на мне строгий черный костюм, белоснежное крахмале́. Сергей Мироныч оглядел меня, засмеялся: «Вот они каковские, наши дипломаты! А борода у тебя, как у ассирийского царя Ассурбанипала или как его там…»

Просидели мы с ним целый вечер. Было что вспомнить. Пили чай из самовара, ужинали гречневой кашей. Потом решили пройтись по Каменноостровскому проспекту — теперь он называется Кировским. Дошли до Невы, постояли на мосту. Тут я и рассказал Сергею Мироновичу о расписке. Он слушал с жадностью, выспрашивал каждую мелочь.

— Так вот как оно было! И ты мне ни гу-гу! А впрочем, как же иначе? Дипломатическое поручение. Да еще от кого…

Постоял в задумчивости, потом сказал тихо:

— Какое это было удивительное, необыкновенное счастье — знать, что у нас есть Ленин!

ОЧЕНЬ ДАЛЕКИЙ ДЕНЬ

С того самого часа, когда на обходе выздоравливающих главная докторша похвалила Симона Петрика за «молодецкую поправку» и пообещала скорую выписку, он понял, что это такое — «места себе не находить». На него навалилась жестокая бессонница. Мягкая подушка казалась теперь колючей, точно ее туго набили соломою, одеяло — чересчур жарким, и все время думалось только об одном: долго ли еще маяться ему здесь и когда наконец исполнит свое обещание главная докторша?

Дело решилось неожиданно быстро — через сутки после обхода. Ночью привезли новую партию раненых, мест, как всегда, не хватало. Намеченных к выписке откомиссовали досрочно, и вскоре на руках у красноармейца Петрика Симона Адамовича уже были справка о пребывании в госпитале и направление на военно-пересыльный пункт. Тут же он поступил в распоряжение старшего санитара, которого все называли «Батей». Батя — однорукий старикан со свирепыми усами — привел его в каптерку, где Петрику полагалось снять с себя все госпитальное и получить собственное обмундирование.

В каптерке удушливо пахло заношенной и лежалой солдатской одеждой. Батя громко поминал всех родственников, раскапывая залежи узлов и свертков, наваленных до потолка, но Петрик чувствовал себя великолепно: последний расчет с госпиталем, последний!

— Твое, что ли? — кричал ему сверху Батя, швыряя под ноги очередной узел, перетянутый ремешком или веревкой. — Да ты, солдат, шевели быстрее мозгой, некогда мне тут с вами…

Наконец сверток с деревянной биркой, где было нацарапано чернильным карандашом «Петрик Сим. Адамов.», был отыскан. Пожитки, находившиеся в свертке, трудно было назвать обмундированием, но Петрик обрадовался им как старым, добрым знакомым.

Вот его бывалая гимнастерка, потерявшая свой первоначальный цвет, со следами присохшей окопной земли, с прорехой на плече, шаровары в мазутных пятнах, скоробившиеся рыжие ботинки с веревочными шнурками.

Всякое довелось испытать их владельцу: втискиваться в теплушки, ползти, прижимаясь к земле, с телефонным проводом, падать куда придется, когда рядом, кажется в двух шагах, визжит снаряд, сидеть скорчившись в сыром окопчике.

Найдя нужный узел, Батя сразу добрел — такой был у него нрав — и душевно беседовал с уходящим из госпиталя.

— Положение твое, солдатик, было аховое, — говорил он, благожелательно поглядывая на Петрика, который, сидя на полу, навертывал обмотки на свои длинные худые ноги. — Я, брат, еще в японскую насмотрелся в полевом лазарете… Заражение было у тебя, а это, солдатик, как гласит медицина, — летальный исход, а по-русскому — летать такому человеку прямо на тот свет… А тебе привалило. Наружную внешность тебе попортили, зато сам живой!

— До сих пор не верю! — радостно бормотал Петрик, развязывая зубами узлы на веревочных шнурках. — Главная докторша мне объясняла так, что очень крепкое у меня основание. Я думаю, оттого, что много ел сала. У нас на Беларуси уж так заведено — едят его прямо с грудного возраста. Мне матушка рассказывала: вожжаться, говорит, с тобою было недосуг. Заорешь, а я тебе сразу шматочек сальца… Ну и лежишь, сосешь да помалкиваешь…

— Эта твоя догадка вполне законная, — подтвердил Батя. — Сало и мед есть не только вкуснейший продукт, но и дает человеку резерв силы… Эх, боже ты мой, — тяжело вздохнул он, — как подумаешь, как припомнишь… шкварочки эти на сковородке, Скворчат… Куда там пение соловьиное…


Еще от автора Леонид Николаевич Радищев
На всю жизнь

Аннотация отсутствует Сборник рассказов о В.И. Ленине.


Рекомендуем почитать
Вокруг Чехова. Том 2. Творчество и наследие

В книге собраны воспоминания об Антоне Павловиче Чехове и его окружении, принадлежащие родным писателя — брату, сестре, племянникам, а также мемуары о чеховской семье.


Записки старика

Дневники Максимилиана Маркса, названные им «Записки старика» – уникальный по своей многогранности и широте материал. В своих воспоминаниях Маркс охватывает исторические, политические пласты второй половины XIX века, а также включает результаты этнографических, географических и научных наблюдений. «Записки старика» представляют интерес для исследования польско-российских отношений. Показательно, что, несмотря на польское происхождение и драматичную судьбу ссыльного, Максимилиан Маркс сумел реализовать свой личный, научный и творческий потенциал в Российской империи. Текст мемуаров прошел серьезную редакцию и снабжен научным комментарием, расширяющим представления об упомянутых М.


Гюго

Виктор Гюго — имя одновременно знакомое и незнакомое для русского читателя. Автор бестселлеров, известных во всём мире, по которым ставятся популярные мюзиклы и снимаются кинофильмы, и стихов, которые знают только во Франции. Классик мировой литературы, один из самых ярких деятелей XIX столетия, Гюго прожил долгую жизнь, насыщенную невероятными превращениями. Из любимца королевского двора он становился политическим преступником и изгнанником. Из завзятого парижанина — жителем маленького островка. Его биография сама по себе — сюжет для увлекательного романа.


«Запомните меня живым». Судьба и бессмертие Александра Косарева

Книга задумана как документальная повесть, политический триллер, основанный на семейных документах, архиве ФСБ России, воспоминаниях современников, включая как жертв репрессий, так и их исполнителей. Это первая и наиболее подробная биография выдающегося общественного деятеля СССР, которая писалась не для того, чтобы угодить какой-либо партии, а с единственной целью — рассказать правду о человеке и его времени. Потому что пришло время об этом рассказать. Многие факты, приведенные в книге, никогда ранее не были опубликованы. Это книга о драматичной, трагической судьбе всей семьи Александра Косарева, о репрессиях против его родственников, о незаслуженном наказании его жены, а затем и дочери, переживших долгую ссылку на Крайнем Севере «Запомните меня живым» — книга, рассчитанная на массового читателя.


Архитектор Сталина: документальная повесть

Эта книга о трагической судьбе талантливого советского зодчего Мирона Ивановича Мержанова, который создал ряд монументальных сооружений, признанных историческими и архитектурными памятниками, достиг высокого положения в обществе, считался «архитектором Сталина».


Чистый кайф. Я отчаянно пыталась сбежать из этого мира, но выбрала жизнь

«Мне некого было винить, кроме себя самой. Я воровала, лгала, нарушала закон, гналась за кайфом, употребляла наркотики и гробила свою жизнь. Это я была виновата в том, что все мосты сожжены и мне не к кому обратиться. Я ненавидела себя и то, чем стала, – но не могла остановиться. Не знала, как». Можно ли избавиться от наркотической зависимости? Тиффани Дженкинс утверждает, что да! Десять лет ее жизнь шла под откос, и все, о чем она могла думать, – это то, где достать очередную дозу таблеток. Ради этого она обманывала своего парня-полицейского и заключала аморальные сделки с наркоторговцами.