Крепче цепей - [27]

Хотя он отошел от политики, его инстинкт оставался по-прежнему острым. Он не хуже Найберга знал, что без предупреждения наиболее влиятельные лица на Аресе не успеют продвинуть собственного кандидата на пост руководителя проекта «Пожиратель Солнц».

Впрочем, на Аресе и нет никого, кто знал об урианах столько же, сколько Омилов. Но Найбергу известно, что это не остановило бы кое-кого от предложения собственного ставленника, так называемого ученого, которым можно управлять.

– Что касается меня, – продолжал Найберг, – я даю вам абсолютную свободу действий. Я жду от вас регулярных рапортов, но вмешиваться не стану. Я уже устроил для вас допуск наивысшей степени, и вы вправе обеспечивать таким же допуском, только на одну ступень ниже, кого вам будет угодно. – Адмирал сделал паузу. – Не нуждаетесь ли вы в жилье? Я слышал, вы приняли приглашение Верховной Фанессы поселиться в Обители.

– Да, я счел за лучшее не обременять более Эренарха своей персоной.

– Вот и прекрасно. Это освобождает вас от множества светских обязанностей.

Во взгляде Омилова адмирал прочел понимание: под словом «светские» оба подразумевали «политические».

– Верховная Фанесса поглощена собственными делами, и я смогу отдавать все свое время работе над проектом, – добавил Омилов.

Найберг кивнул, довольный. Гностор воспринял его намек на то, что политический фактор желательно свести до минимума, правильно и даже как будто с облегчением. Интересно, правда ли, что самоубийство Архона Л'Ранджа и исключение Брендона, тогда Крисарха, из Академии стали следствием интриг Семиона, как шептались в то время, и действительно ли эти события вынудили гностора уйти в отставку. Но адмирал одернул себя. Сейчас это не столь важно. Достаточно того, что гностор полностью соглашается с его планами.

– В любом случае, – слегка нахмурясь, сказал Омилов, – Брендон лит-Аркад сам должен будет бороться за получение реальной власти, что, я уверен, он и сделает. – Его тон указывал, что в ответ на дальнейшее прощупывание он ограничится лишь самыми общими словами.

Если он даже знает, что случилось на той Энкаинации, все равно не скажет.

Найберг вернулся на исходные позиции. Что бы ни думал Омилов о новом Эренархе, неодобрения он не выказывает – этого пока достаточно.

Решив, что на сегодня узнал довольно, и уверившись, что гностор в политику впутываться не станет, адмирал перевел разговор на проект. Омилов предложил присвоить ему кодовое название «Юпитер» – по имени древнего бога, свергнувшего Хроноса. Он также набросал общие очертания проекта и, наконец, попросил, чтобы связным между исследователями и Флотом был назначен его сын Осри. И попросил разрешения уйти, пообещав явиться на службу в течение сорока восьми часов.

Найберг вернулся к экрану, чувствуя себя лучше, чем когда-либо за последние дни. Вот еще один человек, которому можно доверять, пока доверие не расходится с долгом. Кроме того, удалось добыть еще частицу информации об этом непонятном новом Эренархе. Полчаса он провел с большой пользой.

Но его довольство длилось недолго. Зазвонил коммуникатор, и голос адъютанта произнес:

– Сэр, в двух секторах возникли проблемы. Во-первых...

Найберг вернулся к работе.

5

Ивард сел в постели и потянулся. Энергия бурлила в его жилах и пульсировала в мозгу. Он чувствовал себя сильным и счастливым – впервые за очень долгий срок чувствовал себя хорошо.

Он оглядел комнату, которую дали ему келли, пока он не поправится. Тут, конечно, здорово, но он вернется к Вийе, как только келли позволят. Он хочет жить вместе со своими.

Он соскочил на пол и распахнул окно в сад. Тяжелая дверь открылась с трудом – он очень ослабел за свое долгое путешествие. Келлийская лента осталась у него на запястье, но теперь она казалась частью его тела. Все равно что носишь браслет, как эти чистюли.

Только такого браслета ни у кого из них нет.

Он поднял голову – высоко, в невидимом потоке воздуха летали птицы. Все как настоящее, если не замечать, что горизонт загибается со всех сторон и сливается с небом. Слева кто-то хохотнул – чей-то ручной ваттл лез по стволу дерева, раздув от возбуждения свои мохнатые висюльки. Зверек устроился на ветке и заверещал на птиц.

Воздух благоухал цветами и травами, Ивард стал дышать глубоко и медленно, вбирая в себя запахи, пока неизбежная аллергия не забила нос и не заволокла слезами глаза.

Он нетерпеливо вытер слезы, взглянул на свою белую веснушчатую руку и в который раз проклял бледную кожу, слабые глаза и чувствительность ко всем воздушным частицам – то, что они с сестрой получили в наследство.

Вспомнив о Грейвинг, он нащупал мешочек, висевший на цепочке вокруг его шеи. Вийя подарила ему эту ладанку, когда приходила в последний раз, – теперь там лежала старинная монета, которую Грейвинг подобрала во дворе Аркада перед самой своей гибелью, и медаль, которой друг Аркада Маркхем наградил Иварда после стычки с другими рифтерами. Двое людей, которых Ивард любил больше всех на свете, погибли, и это было все, что осталось от них. Ивард поклялся никогда не снимать ладанку.

Он потрогал монету, думая о Грейвинг, – она тоже ненавидела свою противную, атавистическую кожу и слабые глаза.