Кремляндия - [8]

В любом случае, из Южного полушария вполне будет возможно договориться с Обамой и вместе подумать о мироустройстве после катастрофы… Авуары ведь на Западе, а все печати и полномочия вот в этом изящном кейсе, стоящем у левой ноги.

Дмитрия пристрою в ООН или каким-нибудь координатором СНГ в эвакуации. Как говорится, любишь в президентских саночках кататься, люби с ними и на сугроб взбираться. А может быть, хватит ему президентом надрываться на каторжной внешней политике? Хоть мы и одной крови, но ситуация такова, что нужно власть эффективно консолидировать…

Командир президентского блэкджека старательно занялся приборами, оживлённо переговариваясь с зёмлёй по-английски. Второй пилот тоже активно общался, но по-русски, очевидно, с нашими в далёкой, обречённой на химическую смерть России. Потом второй пилот снял с головы шлем с наушниками и всякими прибамбасами, отстегнулся, встал с кресла и подошёл к сановным пассажирам, дисциплинированно задравшим носы к потолку. Он проверил замки ремней безопасности, убрал со столиков остатки посуды и кофейные чашечки, сбросив мусор в пластиковый мусорный мешок. Заставил пассажиров одеть гермошлемы, не задраивая, однако, лица. Вытащил из тайников в стенах каждому пассажиру по кислородной маске, и оставил химерические творения оборонки качаться и смердеть перед лицами начальства.

Затем приветливо махнул рукой, возвращаясь на своё место в пилотской кабине перед приборной доской. Он споро оснастил голову шлемофоном и включился в разговоры с далёкой пока что землёй. ДАМ сделал попытку ответно улыбнуться, а Бортников сгорбился и молча уставился взглядом в дюралевый пол.

Что-то неуловимо изменилось в размеренной монотонности полёта, возможно, машина плавно пошла на снижение, но ни курс, ни высота вроде бы не изменились.

— Майкетия, Майкетия, ай Намбер Ван фром Раша, гив ми фри вэй! Айм лэндинг!..

Ощущение, что “лифт” медленно, но уверенно пошёл вниз, теперь уже не покидало пассажиров.

Второй пилот обернулся и показал на пальцах “шесть”, то есть растопыренную пятерню и один палец другой руки. Президент понял, что снизились до высоты шесть километров.

Вскоре в командирской кабине запорхала ладонь с четырьмя пальцами, а ещё через пяток минут — два пальца уверенно обозначили эшелон 2000 метров.

И вот, достигнув одного километра, самолёт вздрогнул, изменив тональность рёва двигателей, и начал выполнять посадочную глиссаду на главную полосу аэропорта Венесуэлы Эль Либертадор Симон Боливар в Майкетии.

Президент приподнялся, насколько позволял ремень безопасности, и попытался заглянуть через плечо второго пилота на землю, куда стремительно приближался ТУ-160.

Командир корабля и второй пилот непрерывно вели разговоры с землёй, причём на всё более высоких тонах. Конечно, до разжиженных тропическим климатом мозгов венесуэльцев внизу не доходили русские идиоматические выражения, а наши летуны явно не всё понимали в спанглише венесуэльских диспетчеров с Либертадора, в их сладкоречивых скороговорках… Колдовская смесь испанского и английского языков местного розлива, латино-американский суржик оказался ой как непрост в реальности.

Президент увидел впереди карнавально-новогоднюю ленту посадочной полосы.

— Ну, наконец-то, — пронеслось в голове Верховного главнокомандующего, — хорошо бы поскорее на свежий воздух попасть…

— Полоса занята!!! На полосе “Боинг”! Уходим!!! — вдруг заорал, как резаный, командир экипажа.

Турбины взревели и мощно потянули самолёт вверх и вперёд. Пассажиры испуганно вдохнули воздух, их откинуло в креслах, впечатав в спинки, пилоты затарахтели в эфире, изощрённо матерясь.

Машина пронеслась над посадочной полосой, набирая высоту.

— Занимаем 800 метров и выясняем возможность повторного захода на посадку! — прокричал командир, скорее для самого себя и второго пилота, чем для начальства.

— Майкетия, Майкетия! Эль Либертадор, мать вашу! Тэл ми самсинг! Амигос сраные! Куда вы подевались?..

Амигосы несли несусветную чушь на спанглише и обстановку не проясняли.

Прошло минут пятнадцать полёта и пора бы разворачиваться на второй круг для повторения попытки сесть в Майкетии.

Внезапно по обшивке хлестанули ветви, и машина, как игла вошла в заросли тропического леса.

— Это — всё!.. — пронеслось в головах пассажиров, и правое крыло, черкнув по склону холма, прекратило ночной полёт ТУ-160.

Самолёт рухнул в зарослях, загрохотал взрыв, и пассажиров едва удержали ремни безопасности, но самолёт тотчас вспыхнул одновременно в сотне точек и заполыхал доменной печью.

Командир и второй пилот погибли мгновенно при столкновении с землёй, потому что кабину, воткнувшуюся в грунт, сплющило, как пивную банку. Александр Васильевич тоже погиб в одночасье от разрыва сердца.

ДАМ, ощупью расстегнув замок ремня безопасности и ощупывая рукой окровавленное, разбитое о какой-то кронштейн лицо, не пошёл, а практически пополз в сторону разрушенной кабины, где угадывалось отверстие на волю.

А на пустынном в эти часы шоссе № 1, торопясь из Каракаса в Окумаре-дель-Туй, рассекала новеньким “Chevrolet Avalanche 2500” прохладный ночной воздух сеньора Вероника Вербицкая де Мартинес. Прохлада в + 28 С приятно освежала салон, боковые стёкла были молодецки опущены. Масса насекомых вилась над шоссе и, естественно, при скорости 100 кэмэ судьба многих из них оказывалась печальной.