Кремлевский Сурок - [4]

Я коммунистов видел. Они к нам в Интердом приезжали. Одна такая сердобольная бабулька до сих пор каждый месяц ребятишкам игрушки таскает. Интернационал их петь учит. — Махмуд достал пачку «Беломора», чиркнул зажигалкой и закурил. — А Тихоненко — жулик. Они с Бубичем хотели наш Интердом продать Ваське Рябчику.

— Рябчик — это кто такой?

— Да это здешний хозяин притонов. Рябенко его фамилия. Уж больно ему наш Интердом приглянулся. А что? — Махмуд начал отсчитывать, загибая пальцы. — Двенадцать корпусов, бассейн, гостиница, зрительный зал, да еще почти четыре га территории. Вот они и придумали: детей выгнать и все это хапнуть.

— А кто такой Бубич?

— Говорят, он сбежал из другой области. Там его за что-то прищучили, вот его Тихоненко и пригрел. Этот Бубич у него замом стал.

— Погоди, — поскреб я в затылке пятерней, — Бубич — это не тот, который премьером в Чечню по осени влетел?

— Ну да. Он тут наворовался. Видать, его за особые заслуги туда выдвинули. Только, чего он в хозяйстве-то понимает? Он здесь все по области мотался: смотрел, где что плохо лежит. Они с Рябчиком корешками стали. Ему Рябчик машину подарил. А он, значит, Рябчику наш Интердом пообещал. Тихоненко — бабник. Вот они с Рябчиком там публичный дом сделать хотели. Во дела! — Махмуд включил скорость и рванул по улице.

— Погоди, а куда же ваши депутаты смотрят? У вас же депутат в Госдуме есть?

— Да, есть там одна… Ее «Танькой раздвинь ножки» зовут. Врачиха одна беспутная из сельской больницы. То и дело по местному телеку светится, голой задницей виляет. Тьфу! Прости Господи! — Махмуд сплюнул куда-то себе под ноги. — Слушать ее противно. У нее только: сю-сю-сю! Но бабы ивановские за нее горой. Хотя чего она им хорошего сделала? Не знаю. А вот то, что она подо всеми мужиками-начальниками полежала, знают все. Ее даже муж из дома гнал. Я такую б убил. Не посмотрел бы на депутатство.

Ворота Интердома оказались закрытыми. Махмуд, недолго думая, резко завернул за угол и покатил между домами.

— Здесь калиточка есть. Прямо к интернатской гостинице протопаете. Вас дежурные-то ждут?

— Ждут, наверное. Они знают, что я утренним поездом приеду. Держи. — Я протянул Махмуду купюру, которую он просил вначале. Он полез в карман куртки, выворачивая оттуда какие-то мелкие купюры. — Я сейчас.

— Оставь, брат, себе. Это тебе за дорогу и за информацию.

— И вам спасибо. Вы Алику от меня привет передайте. Он там сторожем работает. Раньше персидский преподавал. Он — классный мужик. Только ничего кроме своего фарси не знает.

Уже через четверть часа я плюхнулся на жесткую металлическую кровать в маленькой комнатке в полуразрушенном крыле здания, гордо именуемого «гостиницей». Спать не хотелось. В голову лезли совершенно дурацкие мысли об Уганде, фарси, Рябчике и странном ивановском губернаторе.

Но больше всего покоя не давала информация о Бубиче. Этот бывший десантник был ни много ни мало зятем бывшего главкома ВДВ. Особых заслуг перед Отечеством не имел. Но сама принадлежность к «сильным мира сего» через тестя давала ему возможность без особого труда поочередно занимать довольно престижные, а главное — денежные должности. Хотя еще в середине 90-х мне доводилось встречаться с ним на одной из демократических «тусовок». Тогда он был жалок, труслив и услужлив. Но времена меняются. И те, кто вчера ползал на четвереньках, считая за счастье приобщиться к «лидерам российской демократии», кто, широко раскрыв рот, ловили каждое их слово, сегодня весьма поднаторели в государственных и политических интригах. Такие типы наиболее опасны для общества. Потому что они никогда не имели и не будут иметь никаких нравственных устоев. Деньги и власть — вот два идола, которым поклоняются новоявленные бубичи.

Рябчики и бубичи отличаются только в одном. Для первых близость к власти является средством увеличения личных богатств. Для вторых наличие больших денег предоставляет неограниченные возможности продвижения во власти. Но все это — звенья одной замкнутой цепи, разорвать которую с каждым годом становится все сложнее.

Так и не сумев толком вздремнуть, уже через полтора часа я пробирался к кабинету директора по шумным переходам Интердома сквозь поток ребятишек».

  

2

Сурка разбудил неожиданный резкий стук двери. Она хлопнула так, что чуть было не слетела с петель.

— Ну, ты, Владик, даешь! Ты зачем притащил в Кремль к шефу этих козлов из «Единства»? Они ведь ни хрена не соображают. Когда мы от них Грузнова забрали, совсем с катушек съехали. Никак поделить между собой портфели не могут. Они нам так всю избирательную кампанию запорют.

В дверь ввалились два человека. Один из них с лукавыми синими глазами скорее напоминал юношу-студента, случайно забредшего в царские хоромы. Второй едва умещался в широких штанинах дорогого английского костюма, небрежно сморщенных в районе паха. Оба нервно размахивали руками. Толстый, войдя в кабинет, с ходу смачно плюнул в угол, едва не попав Сурку в макушку. Затем небрежно дернул кресло и плюхнулся в него, провалившись почти до самого пола.

— Михай, ты давай бросай эти свои еврейские штучки. Мы же с тобой договорились: финансы — это твоя синагога, а политика — моя. Насчет «Единства» уже все с шефом оговорено. Мы сделаем так, что эти суки будут только под нашу дудку плясать. Помнишь, как говаривал покойный дядя Лева из твоей охраны? Не важно, как плясать. Главное, чтобы под «Семь сорок». Дядя Лева был умный еврей. Жаль, что его рано замочили. — Юноша глубоко вздохнул и полез в шкаф за стаканами. — Лучше давай вискаря по махонькой дернем.