Кремлевский опекун - [46]

– Я случайно увидел, как они напали на Настю. То есть они пытались ее изнасиловать. Я им не позволил это сделать.

– Ваша честь, – обратился Бахтин к судье, – могу я задать вопрос потерпевшей?

– Задавайте, – разрешила Зуева. От ее внимания не ускользнуло, что Бахтин в своем вопросе, как и при первом своем появлении, вновь поставил под сомнение статус «пострадавшей» Уфимцевой.

– Вы подтверждаете, Настя, что два года назад вас пытались изнасиловать трое молодых людей, один из которых присутствует в зале?

– Подтверждаю, – коротко и ясно ответила молодая мама.

– Сколько вам было тогда лет?

– Двенадцать.

– Спасибо. Садитесь. Нет, пожалуй, постойте. У меня еще есть вопрос. Скажите, то, что пытались совершить с вами тогда трое насильников, имеет что-то общее с тем, что совершил мой подзащитный Сироткин? За что его, собственно, судят.

– У нас с Димой все было не так. Он ничего со мной такого не совершал. Он не такой, он не мог такое позволить.

– Тогда, извините, почему же в ходе предварительного следствия вы показали, что он вас изнасиловал? Как это понимать?

– А что бы вы сами сказали, если следователи грозились отправить Оксанку в приют? Нам с Димкой и так уже приютов через край. Они и Димку тем же стращали. Всем лучше будет, если он оговорит себя.

– Это голословное обвинение. Это наговор на следствие, – немедленно возмутился прокурор Гришайло.

– Сироткин, вы подтверждаете слова Уфимцевой?

Подсудимый лишь кивнул. Какой же он был дурак, когда поверил следователям! Хотя куда было деваться? Он боялся за Настю и Оксанку.

– Спасибо, Сироткин. Надеюсь, вы хоть сейчас не смалодушничали. А теперь к вам еще один вопрос. Позвольте полюбопытствовать, кто вас так разукрасил? Расскажите, пожалуйста, присяжным.

Судья уже поняла, что суд ожидает еще один сюрприз. Но как ни странно, она не злилась на адвоката, что он, по сути, за какой-то час готовится второй раз ее «макнуть».

– Били Грязнов и еще двое. Сержант, который в ту ночь дежурил.

– Чем били?

– Дубинкой, палками, сапогами…

– Достаточно, – остановил его Бахтин и без паузы продолжил, обращаясь уже непосредственно к судье: – Ваша честь, защита вносит ходатайство из двух пунктов: во-первых и прежде всего, исключить из состава присяжных Грязнова, заменив его запасным присяжным заседателем, а во-вторых, не только избавить сцену от злополучной решетки, но и изменить Сироткину меру пресечения. И последнее. Прошу занести в материалы судебного следствия факт попытки изнасилования Анастасии Уфимцевой гражданином Грязновым со товарищи, а также факт избиения в камере Дмитрия Сироткина. Надеюсь, при вынесении приговора суд даст соответствующее частное определение на этот счет. У меня на сегодня всё, господа.

Адвокат Черняк кинула на своего коллегу восторженный, если не сказать, обожающий взгляд.

– Суд отнесется с вниманием к ходатайству защиты. Заседание суда объявляется закрытым. О дне продолжения слушаний по делу будет объявлено дополнительно. – Зуева подтвердила свои слова ударом молоточка.

Но тут произошло такое, что оказалось полной неожиданностью для всех присутствующих. У молчавшего до последней минуты Грязнова, в один момент из присяжного почти превратившегося сразу в насильника и бандита, сдали нервы. Он вдруг лихо перепрыгнул перегородку, за которой еще несколько минут назад чинно сидели присяжные, и, остановившись посреди сцены, завопил как резаный:

– Я тут ни при чем! Это все он, Пашка Прохоров!.. Это он, он нас подставил… Сказал, что она блядь, что сама просилась!..

Вновь воцарилась мертвая тишина, которую прерывали лишь истерические всхлипывания Грязнова. Волосы у него стояли торчком, глаза вылезли из орбит.

– Умоляю!.. Я не виноват. Пашка… Прохоров, Витек… они меня уговорили! Они заранее все придумали… Сказали: какой ты мужчина, если откажешься!..

Его крики заглушил зычный голос адвоката:

– Куда я, черт возьми, попал? Такой благообразный город… такой город. Город каких-то насильников. А судят одного. И то невиновного.

Первой опомнилась Зуева.

– В связи с возникшими новыми обстоятельствами, – громко объявила она, – прошу участников процесса собраться в совещательной комнате!

Присяжные разочарованно покидали помещение. Сенсация вроде бы состоялась, но никто не успел со вкусом, с толком, с расстановкой ее переварить. Выложили на стол долгожданное блюдо и тут же объявили, что ресторан закрыт, не дав посмаковать и обсосать самые соблазнительные куски. Чтобы хоть как-то утолить разыгравшееся любопытство, невольные свидетели скандала, горожане, уже, конечно, просвещенные киномехаником, не отходя далеко от Дома культуры, принялись почему-то перемывать косточки председателю местного райпотребсоюза Грязнову – отцу насильника, который оказался поблизости.

– Доигрался наш Валерий Петрович! – нравоучительно просвещала мгновенно собравшийся вокруг нее кружок зевак уже знакомая Багрянскому начальник СЭС Ниночка Ивановна.

Она, как видно, добровольно взвалила на себя сомнительные обязанности местного моралиста и считала вправе совать свой вздернутый курносый носик во все интимные щели.

«Вот она, настоящая городская реликвия», – подумал Лев, внимательно послушав ее, и заключил, что со временем Ниночка Ивановна вполне могла бы занять достойное место среди экспонатов музея, гденибудь в отделе «Нравы населения малых городов на рубеже XX–XXI веков».