Кремлевский кардинал - [177]

– Значит, из-за всего этого Пеньковский завербовал вас и вы снабжали Запад информацией – вы обманывали нас все эти годы!

– Невелика заслуга обманывать таких дураков! – Филитов стукнул кулаком по столу. – Тридцать лет, Ватутин, тридцать лет я… – Он замолчал, и на его лице появился удивленный взгляд. Филитов понял, что он только что сказал.

Ватутин сделал паузу, прежде чем ответить, и, когда он заговорил, его голос был мягким и спокойным:

– Спасибо, товарищ полковник. Пока этого достаточно. Позднее мы поговорим о том, какие сведения конкретно вы передавали на Запад. Я презираю вас, Михаил Семенович, за то, что вы совершили. Я не могу понять или простить предательство, но вы – самый бесстрашный человек, которого мне доводилось встречать. Надеюсь, вы сумеете прожить остаток своей жизни с таким же мужеством. Сейчас очень важно, чтобы вы смотрели в лицо себе и своим преступлениям так же бесстрашно, как вы смотрели в лицо фашистам. Это позволит вам закончить свою жизнь с такой же гордостью, с какой вы прожили ее. – Ватутин нажал на кнопку, и дверь открылась. Охранники увели Филитова, который с изумлением несколько раз оглянулся на Ватутина. Михаил Семенович был действительно изумлен тем, как легко его заманили в ловушку. Он так и не поймет, как это было сделано, но такие, как Филитов, редко понимали тонкости допроса, сказал себе полковник из Второго главного управления. Он тоже встал, по-деловому собрал бумаги со стола, вышел из комнаты и поднялся наверх.

– Из вас вышел бы хороший психиатр, – сразу заметил врач. Ватутин повернулся к техникам.

– Надеюсь, вы все записали, – полувопросительно сказал он.

– На все три магнитофона, и к тому же сделали видеозапись, – доложил старший техник.

– Он оказался самым крепким орешком, который когда-либо мне попадался, – заметил майор.

– Да, это волевой и смелый человек. Не какой-нибудь авантюрист или диссидент. Филитов – патриот, или по крайней мере этот бедняга так о себе думает. Он стремился спасти страну от партии. – Ватутин удивленно покачал головой. – Откуда у них берутся такие идеи?

Наш председатель, тут же напомнил он себе, наоборот – хочет спасти страну для партии, а если быть более точным – то для самого себя. Ватутин прислонился к стене, пытаясь понять, насколько похожими – или насколько разными – являются эти два побудительных мотива. Он быстро пришел к выводу, что не дело простому офицеру-контрразведчику заниматься такими проблемами. По крайней мере еще не время, Филитовым овладели эти идеи из-за того, как жестоко поступила партия по отношению к его семье. Несмотря на то что партия утверждает, что никогда не совершает ошибок, мы знаем – это не правда. Как жаль, что Михаил Семенович оказался таким непримиримым. В конце концов, у нас нет ничего, кроме партии.

– Доктор, примите меры, чтобы он отдохнул, – сказал полковник Ватутин, направляясь к выходу. Внизу его ждал автомобиль.

Ватутин сощурил глаза от дневного света и с удивлением увидел, что сейчас утро. Он сконцентрировал свои душевные и физические силы на том, чтобы получить признание от Филитова. и последние два дня не обращал внимания ни на что другое, и ему казалось, что сейчас должна быть ночь. Тем лучше, подумал Ватутин, он сможет встретиться с председателем прямо сейчас. Самым поразительным было то, что полковник оказался теперь в более или менее нормальном распорядке дня. Вечером он может поехать домой и выспаться, снова увидеть семью, посидеть у телевизора. Ватутин улыбнулся. Помимо всего прочего, он может предвкушать и более высокую должность, и новое звание. В конце концов ему удалось сломить Филитова быстрее, чем он обещал. Председатель будет им доволен.

Ватутину удалось застать Герасимова в промежутке между совещаниями. Председатель стоял у окна и задумчиво смотрел на поток машин, несущихся по площади Дзержинского.

– Товарищ председатель, я получил признание, – громко заявил Ватутин, едва войдя в кабинет.

Герасимов обернулся.

– Филитов признался?

– Да, конечно, товарищ председатель. – На лице Ватутина отразилось изумление.

Через мгновение Герасимов улыбнулся.

– Извините меня, полковник. Я думал о предстоящей операции. Значит, вам удалось добиться от него признания?

– Пока ничего конкретного, конечно, но он признался, что переправлял на Запад секретные сведения и делал это в течение тридцати лет.

– Тридцать лет… И столько времени мы не сумели разоблачить его, – тихо заметил Герасимов,

– Совершенно верно, – кивнул Ватутин. – Но теперь мы арестовали его, он у нас в руках, и мы потратим недели, выясняя, какие именно сведения он посылал противнику. Думаю, мы узнаем, что занимаемое им положение и оперативные методы, которыми он пользовался, затрудняли его бегство, но из этого случая мы извлечем немало полезного опыта, как делали это в прошлом. Как бы то ни было, вы потребовали признания, и мы его получили.

– Превосходно, – ответил председатель КГБ. – Когда будет готов письменный доклад?

– Завтра, – произнес Ватутин не задумываясь. Он тут же внутренне сжался, ожидая резкого выговора, но Герасимов задумался лишь на мгновение, прежде чем кивнуть в знак согласия.