Кремлевские тещи - [17]

Поездкой своей сюда я очень доволен: вылечил себе зубы и проветрился несколько после 1¹/₂-годового шушенского сидения. Как ни мало в Красноярске публики, а все-таки после Шуши приятно людей повидать и поразговаривать не об охоте и не о шушенских «новостях». Ехать назад придется довольно долго (суток 5 или около того): против воды пароходы тащатся по Енисею чертовски медленно. Сидеть придется в каюте, потому что погода стоит чрезвычайно холодная (одет я, разумеется, по-зимнему и купил еще здесь тулуп для Нади, так что меня никакой холод не проберет). Я запасаюсь свечами и книгами, чтобы не умереть со скуки на пароходе. Со мной поедет, вероятно, Лепешинская, жена ссыльного, которая едет на службу в село Курагинское (верст 40 от Минусинска, где живет наш товарищ Курнатовский); ее мужа перевели туда же. Вчера узнал приятную новость, что Юлий переведен, но куда именно — еще не знаю. Последнее письмо из дому, которое я получил, было Анютино от 24-го VIII. Очень благодарю ее за него и за книги («Neue Zeit», оттиск из «Archiv'а», биографию Коханской и др.). Отвечать ей буду уже из Шуши, т. е. недели через полторы: промедление порядочное, а ничего не поделаешь.

Твой В. У.

В июле 1900 года Ленину удалось выбраться за границу. Началась его первая эмиграция, длившаяся свыше пяти лет.

С апреля 1902 года по апрель 1903 года Ленин жил в Лондоне, где при содействии английских социал-демократов было налажено печатание «Искры». Ленин и Крупская сначала поселились в меблированных комнатах, а потом сняли две комнаты в небольшом доме недалеко от Британского музея. И из эмиграции летели письма к матери.

170 писем Ленина к матери, написанных в течение 23 лет, охватывают жизнь в Петербурге, Сибири, Пскове, Германии, Англии, Швейцарии, Финляндии, Франции, Польше.

Когда после встречи в Стокгольме расставалась с сыном, как ни грустно было, благодарила судьбу: вот ведь какой удачный выдался год — и Володю удалось повидать, и остальные пока на свободе.

Переезжали из Петрограда на дачу в Большие Юкки. Дочери очень надеялись, что на свежем воздухе матери станет лучше. Ослабла она в последнее время: дает знать о себе возраст — 81 год. Уже сложены вещи в квартире на Широкой улице, ждут извозчика. Мария Александровна сняла перчатки, села за пианино — ведь на даче не будет инструмента! — и заиграла что-то из своего любимого. Музыка тоже была ее счастьем.

В Юкках слегла. Терпеливая, не любившая никого беспокоить, попросила Аню:

— Дай мне что-нибудь, ну, облатку — ты знаешь, что — я хочу пожить еще с вами!

Шел 1916 год. Россия была накануне переворота… Но Марии Александровне не суждено было увидеть, какую роль сыграют ее дети в том страшном будущем, которое раскрывалось перед страной.

Как в людях, так и в целых народах и царствах есть что-то фатальное, неизбежное. Но времена и лета, различные сроки остаются во власти Божьей.

Почти все пророчества и предсказания несколько предупреждают события, потому что точное определение времени скрыто от людей. Помните слова Иисуса: «О дне же том и часе никто не знает, ни ангелы небесные, а только Отец Мой один».

Отсюда можно заключить, что год и месяц как будто еще в нашей власти, но день и час сокрыты от нас.

Каролина Шмурло

Теща Феликса Дзержинского, Каролина Шмурло, не смогла взять на себя заботу о воспитании его сына Ясика. Ребенок сначала воспитывался в женской тюрьме «Сербия», затем в белорусском местечке Клецк, потом в Швейцарии и, наконец, переехал к своему отцу в Кремль.

Почему Каролина Шмурло не взяла на воспитание ребенка? Скорее всего дело было в том, что она не была родной матерью Софьи Мушкат — жены Дзержинского. Софья Мушкат вспоминала: «Мачеха не была в состоянии взять на себя заботу о моем ребенке». А может быть, дело в том, что мачеха с самого начала была крайне недовольна революционными увлечениями падчерицы, а в маленьком Ясике, рожденном в тюрьме, увидела только продолжение этой деятельности. К тому же надо учитывать, что Софья Мушкат с Дзержинским не венчалась, а значит, жили они «без Божьего благословения».

С семьей своей жены Феликс Дзержинский познакомился только после рождения сына. Все происходило при достаточно странных обстоятельствах. Это было в начале апреля 1911 года. Софья Мушкат с новорожденным была в тюрьме. Феликс Дзержинский пришел на квартиру к отцу Софьи, Сигизмунду Мушкату, где познакомился со всей семьей — отцом, мачехой Каролиной Шмурло, братьями Станиславом и Чеславом. Правда, при этом он «из конспиративных соображений» назвался не Феликсом, а братом Феликса. Боялся, что не похвалят? Отец рассказал об этом визите своей дочери на свидании, и она сразу поняла, что это был не брат, а дорогой и любимый Феликс.

Вот такая была конспирация. Даже администрация женской тюрьмы «Сербия», где родился Ясик, долгое время не могла понять — чей ребенок. И только по фотографии Феликса, которую по просьбе дочери передал ей в тюремную камеру отец, был сделан вывод, что это ребенок Дзержинского.

Софья Мушкат оставила воспоминания о своем детстве. Она рассказала об атмосфере, которая царила в семье, об условиях воспитания. «Родилась я в декабре 1882 года в Варшаве. Моя мать Саломея-Станислава, урожденная Либкивд, была воплощением доброты. Она заботилась не только о муже и детях, но и о своих сестрах и братьях, которые были старше ее, а также и об их семьях. Мать была чутка и отзывчива к нуждам других. Она не только хорошо относилась к домашним работницам, но помогала чем только могла и их семьям. Старушка няня Юзефа Винтер, которая вынянчила брата и меня, продолжала жить у нас, хотя ослепла и ничего уже не могла делать.