Кремлёвские нравы - [18]
До Москвы оставалось не более получаса. Проклятый самолет раскалился как электроплитка. Теплоизоляция, видно, ему тоже была чужда. Разделись чуть не до белья. Толя снял свой замечательный плащ и аккуратно положил на полированную крышу ЗИЛа. Я все, по наивности, недоумевал, почему давешние охранники забрались внутрь прохладных кожаных лимузинов, а девушкам места не предложили?
Когда наша «летающая параша» приземлилась и открылся люк, мы обнаружили, что с ног до головы в темноте перемазались соляркой. Даже галстуки в коричневых пятнах. И тут ещё этот страшный Толин крик:
— Ты что делаешь, гад? Скотина! Убью!
Не обращая на него внимания, подвыпивший президентский водила тщательно лакировал бока членовоза Толиным плащом.
— Я думал — это тряпка, — сказал он, невозмутимо продолжая свое дело. — Че сердишься?
Последним подарком ничего не предвещавшей рабочей поездки стал аэропорт. Оказалось, приземлились не во Внуково-2, где ждал автобус, а в Жуковском. Ночь. Машин нет. Значит, куковать здесь до утра.
Тоскливо оглядев нас, Толя Тищенко вздохнул:
— Пошли в буфет, продажная пресса, запьем солярку, очистимся. Бог не фраер. За гордыню покарал…
КРЕМЛЕВСКИЙ «ПЕТРУШКА»
…У-а-а! У-а-а! Завыл, загудел протяжным басом аппарат прямой связи с президентом. Как пароход, с борта которого недавно выбросили в Енисей пресс-секретаря, моего начальника. Прощальный гудок… Колеблясь, снял трубку. Отрапортовал, как учили: «Дежурный по пресс-службе слушает…» «Костиков где?» — недовольно оборвала трубка. «Борис Николаевич, говорю, — он пошел к вам в приемную. Наверное, уже рядом…» На другом конце провода хмыкнули, дали отбой…
С этой поры президентский аппарат для Костикова замолчал навсегда. Опала…
А как все славно начиналось тогда, в 92-м году. Костиков пружинистым шагом (более пяти километров в час) то и дело отправлялся к президенту за очередной порцией указаний. Возвращался радостный, и вскоре мы садились за бесконечные справки и обзоры печати. Больше всего Ельцина, естественно, волновала собственная персона. Тон публикаций по мере его подвигов быстро менялся. Не только газета «День» (будущая «Завтра»), но и многие демократические издания, ещё вчера прославлявшие первого президента России, протерев глаза, ужаснулись. Поначалу Ельцин расстраивался, осмыслял критику на пару с очищенной. Потом привык, но журналистов невзлюбил навсегда. А заодно с ними и личных пресс-секретарей, не умеющих давать укорот борзописцам…
Однажды (было это в начале января 95-го года) Костиков вернулся из Большой приемной подавленный, долго сидел в кабинете один, не зажигая света. Мы шушукались у него в предбаннике, не зная, что и подумать. Наконец, расстроенный, он высунул голову из кабинета, сделал приглашающий жест.
— Я бы эту «Комсомолку» поджег, будь она неладна… — сказал он в сердцах, когда мы вошли внутрь.
Оказалось, моя родная газета в новогоднем номере напечатала коллаж, заставивший Ельцина наорать на Костикова. Будто он сам рисовал. Стоит Ельцин с праздничным бокалом в руке, улыбается. Присмотришься — стоит на горе человеческих трупов. 31 декабря ведь начался штурм Грозного…
Костиков позвонил главному редактору. До президента ему — в смысле вокальных данных — далеко. Но на другой день вся «Комсомолка» судачила о том, что в общем-то смирный пресс-секретарь говорил с главным, как в приснопамятные времена какой-нибудь куратор из агитпропа ЦК КПСС. Газету лишили аккредитации. Он жалел потом об этом звонке: существование пресс-секретаря в Кремле коротко, как жизнь стрекозы. Выйдешь за Спасские ворота — кто тебя уважит, всерьез отнесется?..
С газетой «День» — вообще комедия. Спустя неделю после секретных переговоров Ельцина с Бушем, где присутствовали лишь переводчики, на первой полосе появилась полная стенограмма беседы. Только было Ельцин в очередной раз занес над Костиковым секиру («гнать нужно этого бородатого козла!»), «выручила» Служба безопасности. Выяснилось, что утечка не из пресс-службы. Секретарша отдела секретного делопроизводства, соплюшка, ксерокопировала диктофонную запись и за триста долларов продала в газету «День». Предательницу выгнали и выселили вместе с семьей за 101-й километр…
…Вспоминаю один из визитов Клинтона, совместную пресс-конференцию двух президентов. Ельцин уже прочел вступительную речь. Подошла очередь заокеанского друга. Но Клинтон вдруг обнаружил, что текста речи нет. Рассеянно улыбаясь в зал, подозвал пресс-секретаря Маккэрри. Тот шепнул что-то на ухо расстроенному Биллу, похлопал по своему раздутому портфелю, развел руками. По залу пронесся шепот, что доклад президента исчез спешка, перелет, черт его знает, куда делся. «Вечно этот раздолбай Маккэрри все теряет…» — услышал я рядом с собой реплику американского журналиста из команды Клинтона. «Ноу проблем!» — сказал президент и беззлобно погрозил пальцем пресс-секретарю. Затем пошарил в карманах брюк и извлек на свет мелко исписанный, скомканный листок бумаги. Похоже, набросок речи. Кое-как, крутя его в разные стороны — то по часовой, то против, — Клинтон все же ухитрился прочесть свои каракули до конца. Глядел я на это, смеясь, и думал: что бы сделал в такой ситуации Ельцин с Костиковым? Натурально. Дал бы команду расстрелять на кремлевском плацу — как Фанни Каплан…
Автобиография выдающегося немецкого философа Соломона Маймона (1753–1800) является поистине уникальным сочинением, которому, по общему мнению исследователей, нет равных в европейской мемуарной литературе второй половины XVIII в. Проделав самостоятельный путь из польского местечка до Берлина, от подающего великие надежды молодого талмудиста до философа, сподвижника Иоганна Фихте и Иммануила Канта, Маймон оставил, помимо большого философского наследия, удивительные воспоминания, которые не только стали важнейшим документом в изучении быта и нравов Польши и евреев Восточной Европы, но и являются без преувеличения гимном Просвещению и силе человеческого духа.Данной «Автобиографией» открывается книжная серия «Наследие Соломона Маймона», цель которой — ознакомление русскоязычных читателей с его творчеством.
Работа Вальтера Грундмана по-новому освещает личность Иисуса в связи с той религиозно-исторической обстановкой, в которой он действовал. Герхарт Эллерт в своей увлекательной книге, посвященной Пророку Аллаха Мухаммеду, позволяет читателю пережить судьбу этой великой личности, кардинально изменившей своим учением, исламом, Ближний и Средний Восток. Предназначена для широкого круга читателей.
Фамилия Чемберлен известна у нас почти всем благодаря популярному в 1920-е годы флешмобу «Наш ответ Чемберлену!», ставшему поговоркой (кому и за что требовался ответ, читатель узнает по ходу повествования). В книге речь идет о младшем из знаменитой династии Чемберленов — Невилле (1869–1940), которому удалось взойти на вершину власти Британской империи — стать премьер-министром. Именно этот Чемберлен, получивший прозвище «Джентльмен с зонтиком», трижды летал к Гитлеру в сентябре 1938 года и по сути убедил его подписать Мюнхенское соглашение, полагая при этом, что гарантирует «мир для нашего поколения».
Константин Петрович Победоносцев — один из самых влиятельных чиновников в российской истории. Наставник двух царей и автор многих высочайших манифестов четверть века определял церковную политику и преследовал инаковерие, авторитетно высказывался о методах воспитания и способах ведения войны, давал рекомендации по поддержанию курса рубля и композиции художественных произведений. Занимая высокие посты, он ненавидел бюрократическую систему. Победоносцев имел мрачную репутацию душителя свободы, при этом к нему шел поток обращений не только единомышленников, но и оппонентов, убежденных в его бескорыстности и беспристрастии.
Мемуары известного ученого, преподавателя Ленинградского университета, профессора, доктора химических наук Татьяны Алексеевны Фаворской (1890–1986) — живая летопись замечательной русской семьи, в которой отразились разные эпохи российской истории с конца XIX до середины XX века. Судьба семейства Фаворских неразрывно связана с историей Санкт-Петербургского университета. Центральной фигурой повествования является отец Т. А. Фаворской — знаменитый химик, академик, профессор Петербургского (Петроградского, Ленинградского) университета Алексей Евграфович Фаворский (1860–1945), вошедший в пантеон выдающихся русских ученых-химиков.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.