Кремлёвские козлы. Исповедь любовницы Сталина - [13]
Из-за этих воспоминаний я с опаской согласилась на предложение Сталина…
Да, это никак не соответствовало моим представлениям: стены покрыты коврами, на окнах тяжелые шторы, все помещение залито светом, удобные кресла, шкафы и чайные столики украшали предбанник.
Ко мне подошла высокая женщина с жемчужными зубами.
— Меня зовут Наташа, — сказала она, протягивая руку. — Хотите пить?
— Если можно, минеральной воды, но не холодной
— Уже несу.
Принесла воду и бутерброды с семгой и осетриной. Потом подала мне каучуковые сандалии и проводила в баню, облицованную цветным кафелем.
— Сначала примите душ, — сказала Наташа, — а потом я дам пар. Хорошо?
— Нет, спасибо, боюсь застудить горло.
После душа Наташа умело сделала мне массаж. Помогая мне встать, сказала:
— Какая вы красивая! Любая женщина позавидует вашей фигуре, у вас изумительная грудь, налитая, упругая. Можно я ее поцелую?
От этих двусмысленных комплиментов мне стало дурно.
— Наташа, не говорите глупостей!
— Извините, Вера Александровна, я не хотела вас обидеть.
Отхлестанная веником, я раскраснелась. Наташа причесала меня, сделала маникюр и педикюр. Я хотела ее отблагодарить, но она скромно отказалась:
— Нам нельзя брать чаевые.
— Хорошо, тогда я пришлю вам билет в театр. Запишите мой домашний телефон.
— Ох, большое спасибо! С удовольствием посмотрю спектакль и послушаю вас.
Сталин отдыхал в библиотеке, заполненной книгами, газетами и различными журналами.
— Вам понравилось? — спросил. — Как вам наша баня? Хорошо себя чувствуете?
— Очень хорошо, Иосиф Виссарионович. Чудная баня!
— А как работала Наташа? — испытующе взглянул он на меня.
— Она умелая, сильная. Впервые в жизни мне делали массаж.
— Что еще произошло? — продолжал Иосиф Виссарионович, пристально глядя на меня.
Долго не отвечала…
— Кто вас просил давать ей номер своего телефона? Что у вас с ней общего, чтобы приглашать ее в театр? Да поймите же, Вера Александровна, эти люди должны преданно служить. Кто нарушает эти правила, лишается доверия.
Мне страшно надоели его нотации. Я пожалела, что приехала.
ГРИГОРИЙ ЕВСЕЕВИЧ ЗИНОВЬЕВ
Однажды позвонила Зинаида Николаевна Райх:
— Милая Верочка, приходите к нам вечером, после десяти. Не пожалеете. До свидания. Я, как всегда, тороплюсь, полно неотложных дел. Привет от Всеволода Эмильевича.
Вечером хозяйка расцеловала меня и представила гостям:
— Наш соловей, лучшая солистка Большого театра, будущая всемирная известность — Вера Александровна Давыдова.
Усадила меня между Ягодой и Зиновьевым. Чокаясь со мной, Ягода шепнул:
— Не ожидал вас здесь встретить. Спешу доложить: ваш любимец Норцов арестован, начато следствие.
Присутствующие начали обращать внимание на наше шушуканье. Тогда Ягода встал и произнес тост: «Вера Александровна, пью за ваше здоровье!»
Мне стало дурно. Мейерхольд, наблюдавший за нами, спросил:
— Что вам сказал Ягода?
— Мой приятель — солист Большого театра Норцов — арестован!
— Завтра утром позвоню Калинину и потом перезвоню вам. У нас в гостях Рыков, это — очень влиятельный человек. Я с ним постараюсь поговорить.
Ягода повел меня в кабинет Мейерхольда:
— Вера Александровна, давно вас не видел. Хотите поссориться со мной, продолжаете там бывать, ходите в баню, разрешаете красивой девушке делать массаж и целовать вас.
Все это было сказано легко, как бы между прочим. Я была поражена его осведомленностью. Создавалось впечатление, что он не боится, что я перескажу наш разговор Сталину, Маленкову и Ежову. А может быть, он думает, что я испугаюсь и соглашусь на все?
— Я отвезу вас домой, — сказал он нагло.
— Я хочу пройтись.
— В таком случае, пойдемте вместе.
Этот навязчивый начальник ГПУ действовал мне на нервы, но я не знала, как от него избавиться. Ко мне подошел Рыков:
— Вера Александровна, вот наш домашний телефон. Мы с женой будем рады видеть вас у себя. Принимаем каждый четверг.
Я поблагодарила Рыкова, и тут подошел полупьяный Зиновьев:
— Верочка, почему вы такая недотрога? Одним можно с вами общаться, другим — нельзя! Это несправедливо… Каждый должен иметь равные шансы.
Я торопливо отошла, боясь, что он намекнет на мои отношения со Сталиным, но он просто приревновал меня к Ягоде и Рыкову.
К счастью, сотрудник Маленкова, игравший в шахматы с Мейерхольдом, поднялся и, подав мне плащ, сказал:
— Вера Александровна, вы не забыли о приглашении моей сестры сегодня на день рождения? Мы знакомы, я — Игорь Фетисов.
Не давая мне опомниться, он вывел меня из дома и усадил в машину, стоявшую у подъезда.
— До девяти утра не отвечайте на телефонные звонки, — шепнул, — и не открывайте никому дверь. Я сведу вас с людьми, отвечающими за вашу безопасность. На заднем сиденье — чемодан с мужским костюмом и бородой. Немедленно переодевайтесь!
Всезнающий Ягода не разгадал уловки Игоря Фетисова.
Позже я передала свой разговор с Ягодой Маленкову и Ежову.
— Ничего, скоро петля туго затянется на шее этого жалкого фармацевта, — сказал народный комиссар внутренних дел Николай Иванович Ежов. — Вера Александровна, с этого момента записывайте все даты, время, адреса, номера телефонов, имена и фамилии, и каждое слово Ягоды. А кстати, какое впечатление произвела на вас Наташа, кремлевская массажистка?
Книга в трёх частях, написанная Д. П. Бутурлиным, военно-историческим писателем, участником Отечественной войны 1812 года, с 1842 года директором Императорской публичной библиотеки, с 1848 года председатель Особого комитета для надзора за печатью, не потеряла своего значения до наших дней. Обладая умением разбираться в историческом материале, автор на основании редких и ценных архивных источников, написал труд, посвященный одному из самых драматических этапов истории России – Смутному времени в России с 1584 по 1610 год.
В книге приводятся свидетельства очевидца переговоров, происходивших в 1995 году в американском городе Дейтоне и положивших конец гражданской войне в Боснии и Герцеговине и первому этапу югославского кризиса (1991−2001). Заключенный в Дейтоне мир стал важным рубежом для сербов, хорватов и бошняков (боснийских мусульман), для постюгославских государств, всего балканского региона, Европы и мира в целом. Книга является ценным источником для понимания позиции руководства СРЮ/Сербии в тот период и сложных процессов, повлиявших на складывание новой системы международной безопасности.
Эта книга обращена ко всем гражданам Русского мира, интересующимся его дальнейшей судьбой. Сохранится ли он или рассыплется под действием энтропии – зависит не столько от благих пожеланий, энергии патриотизма и даже инстинкта самосохранения, сколько от степени осознания происходящего. А оно невозможно без исторической памяти, незапятнанной маловерием и проклятиями. Тот, кто ищет ответы на классические вопросы русской интеллигенции, найдёт в этой книге духовную пищу. Юным идеалистам она принесёт ниточку Ариадны, которая свяжет их с прошлым.
В настоящей монографии представлен ряд очерков, связанных общей идеей культурной диффузии ранних форм земледелия и животноводства, социальной организации и идеологии. Книга основана на обширных этнографических, археологических, фольклорных и лингвистических материалах. Используются также данные молекулярной генетики и палеоантропологии. Теоретическая позиция автора и способы его рассуждений весьма оригинальны, а изложение отличается живостью, прямотой и доходчивостью. Книга будет интересна как специалистам – антропологам, этнологам, историкам, фольклористам и лингвистам, так и широкому кругу читателей, интересующихся древнейшим прошлым человечества и культурой бесписьменных, безгосударственных обществ.
В сборнике собраны статьи польских и российских историков, отражающие различные аспекты польского присутствия в Сибири в конце XIX – первой четверти XX вв. Авторами подведены итоги исследований по данной проблематике, оценены их дальнейшие перспективы и представлены новые наработки ученых. Книга адресована историкам, преподавателям, студентам, краеведам и всем, интересующимся историей России и Польши. В формате PDF A4 сохранен издательский макет.
Говоря о своеобразии Эфиопии на Африканском континенте, историки часто повторяют эпитеты «единственная» и «последняя». К началу XX века Эфиопия была единственной и последней христианской страной в Африке, почти единственной (наряду с Либерией, находившейся фактически под протекторатом США, и Египтом, оккупированным Англией) и последней не колонизированной страной Африки; последней из африканских империй; единственной африканской страной (кроме арабских), сохранившей своеобразное национальное письмо, в том числе системы записи музыки, а также цифры; единственной в Африке страной господства крупного феодального землевладения и т. д. В чем причина такого яркого исторического своеобразия? Ученые в разных странах мира, с одной стороны, и национальная эфиопская интеллигенция — с другой, ищут ответа на этот вопрос, анализируя отдельные факты, периоды и всю систему эфиопской истории.