Кремлевские кланы - [139]

Работа в ЦК оставляла мало времени для семьи, отдыха. Но надо было вживаться в столичную жизнь, налаживать новые отношения. Нам, естественно, хотелось понять атмосферу, в которой живут семьи моих новых коллег, да просто познакомиться с ними. Увы, все оказалось не так, как я предполагал.

Встречи и хождение в гости не поощрялось — мало ли что… Сам Брежнев звал к себе строго ограниченный круг — Громыко, Устинова, реже Андропова, Кириленко. Были, правда, исключения. Ранним летом 1979 года нашу семью пригласил провести вместе выходной день Суслов. Договорились поехать погулять по территории одной из дальних пустующих сталинских дач. Он взял с собой дочь, зятя, внуков. Провели там почти целый день — гуляли, разговаривали. Никакого обеда устраивать не стали, но чай все-таки был. Это была встреча ставропольцев: старожил Москвы как бы проявлял внимание к молодому, прибывшему из тех мест коллеге.

Даже с Андроповым, несмотря на добрые отношения, так и не пришлось нам ни разу пообщаться в домашней обстановке. Однажды я попытался было проявить инициативу, но что из этого вышло — вспоминаю, до сих пор испытывая чувство неловкости. Когда в конце 1980 года я стал членом Политбюро, наши дачи оказались рядом. И вот как-то уже летом следующего года я позвонил Юрию Владимировичу:

— Сегодня у нас ставропольский стол. И как в старое доброе время приглашаю вас с Татьяной Филипповной на обед.

— Да, хорошее было время, — ровным, спокойным голосом ответил Андропов. — Но сейчас, Михаил, я должен отказаться от приглашения.

— Почему? — удивился я.

— Потому что завтра же начнутся пересуды: кто? где? зачем? что обсуждали?

— Ну что вы, Юрий Владимирович? — совершенно искренне попытался возразить я.

— Именно так. Мы с Татьяной Филипповной еще будем идти к тебе, а Леониду Ильичу уже начнут докладывать. Говорю это, Михаил, прежде всего для тебя.

С тех пор желания приглашать к себе или быть приглашенным к кому-либо у нас не возникало. Мы продолжали встречаться со старыми знакомыми, заводили новых, приглашали к себе, ездили в гости к другим. Но не к коллегам по Политбюро и Секретариату.

С трудом вписывалась в новую систему отношений и Раиса Максимовна, которая так и не смогла найти себя в весьма специфичной жизни, как их теперь называют, «кремлевских жен». Близкие знакомства ни с кем не состоялись. Побывав на некоторых женских встречах, Раиса Максимовна была поражена атмосферой, пропитанной высокомерием, подозрительностью, подхалимством, бестактностью одних по отношению к другим.

Мир жен — это зеркальное отражение иерархии руководящих мужей, вдобавок с некоторыми женскими нюансами. Дело доходило до курьезов. 8 марта 1979 года по традиции устроили очередной правительственный прием. Все жены руководителей выстроились при входе в зал, чтобы приветствовать иностранных гостей и соотечественниц. Раиса Максимовна встала там, где было свободное место, нисколько не подозревая, что тут действует самая строгая субординация.

Одна из «главных» дам — жена Кириленко, рядом с которой оказалась Раиса Максимовна, обратившись к ней, без стеснения указала пальцем:

— Ваше место — вот там… В конце.

Раиса Максимовна все время повторяла: что же это за люди? На второй или третий день после похорон Юрия Владимировича Раиса Максимовна навестила на даче его жену, желая поддержать ее морально. Татьяна Филипповна, больная, возбужденная, поднявшись в кровати, громко запричитала:

— Почему избрали Черненко, почему они так сделали?! Юра хотел чтобы был Михаил Сергеевич.

Раиса Максимовна успокоила ее и постаралась прекратить этот разговор.

У меня при взгляде на Черненко, которому не то что работать, но и говорить, дышать было трудно, не раз возникали вопросы: что же помешало ему отойти от дел и заняться своим здоровьем? Что заставило взвалить на себя непосильный груз руководства страной?

Ответ вряд ли лежит на поверхности.

Впереди было еще два: голосование Черненко и вручение ему удостоверения об избрании депутатом Верховного Совета РСФСР.

А 10 марта Константина Устиновича не стало.

Я понимал, какое бремя ответственности на меня возложено. Это было для меня самой большой нравственной нагрузкой.

Домой в тот день вернулся поздно. Все меня ждали, даже пятилетняя внучка Ксения, которой надо было уже спать. Так уж сложилась, сформировалась наша семья. Все были торжественны, взволнованны, но ощущалась и тревога за будущее. Раиса Максимовна вспомнила в своей книге (это у нее в дневниках было), что внучка сказала мне:

— Дедуленька, я тебя поздравляю, желаю тебе здоровья, счастья и хорошо кушать кашу.

Расхлебывать кашу мне действительно пришлось.

Да, время идет. На днях услышал от младшей, Настеньки, прямо-таки философское рассуждение:

— Дедуля, ты посмотри — зима, весна, лето, осень, и вот так годы вращаются, все время одно за другим идет.

Да, время действительно шло…

Жизнь, как всегда, не терпит схем. И в нашем случае новое житье-бытье семьи стало преподносить ежедневно новые вопросы и темы.

Мы продолжали жить на даче, которую заняли в 1981 году после моего избрания членом Политбюро ЦК. Избрание генсеком вызвало и здесь проблемы. Дело в том, что дача не позволяла разместить службы, связанные с обеспечением деятельности главы государства, каким де-факто являлся Генеральный секретарь ЦК КПСС. Читатель может спросить: но ведь были же дачи, на которых жили и работали Брежнев, Андропов, наконец, Черненко? Да, эти дачи никуда не исчезли, но в соответствии с решением Политбюро на них продолжали жить семьи умерших генсеков.