КРЕМЛенальное чтиво, или Невероятные приключения Сергея Соколова, флибустьера из «Атолла» - [13]
– Авдей, пойми, на эфире ты главный. Какую кассету вставишь, то народ и увидит, – внушал Соколов простые истины Коляну.
– Ты, Серега, не понимаешь. Мне дают запчасти в виде смонтированных сюжетов и текстов для ведущего. Я из этого составляю эфирную папку: на одной странице дикторский текст, на другой текст сюжета, на третьей написано «отбивка». Ну и так далее. Так эфир и катится. Я просто стреляю в эфир патронами, которые мне выдают.
– Патроны всегда поменять можно. Тебе дают холостой, а ты ставишь боевой, – не унимался Соколов. Он смотрел на этот вопрос проще: есть звено технологической цепочки, которое полностью зависит от Авдея. И это – самое последнее звено на пути к телезрителю. А самое главное, в Останкино такой же бардак, как и во всей стране. И грех это не использовать.
Колян всегда считал дерзость главной движущей силой любого творчества. А Соколов открыл ему новые горизонты. И действительно, чем его эфирная бригада хуже, чем все эти останкинские деятели? Действовать решили просто и эффективно. Нечаев вместе с «левой» камерой в течение двух дней записывал короткие интервью (или, как говорят на телевидении, «синхроны») Кучмы в самых разнообразных точках Москвы на темы, которые определил Соколов. Кучма терпел происходящее достойно: слава богу, говорить надо было на родном русском. Потом Влад на отдельную кассету сделал из этих синхронов нарезку. «Внедрять» Кучму в эфир начали с дневных выпусков. Например, во время сюжета о сессии НАТО в Брюсселе у ведущего выключался суфлер. В наушники поступала команда: «Работаем по бумаге». Ведущему ничего не оставалось, как читать следующую «подводку» из эфирной папки, в которой обнаруживался незнакомый доселе текст: «А вот что рассказал по этому поводу кандидат в президенты Украины». Конечно, после эфира ведущие удивлялись, но ведь и эфирную папку, и команду работать «по бумаге» они получали от самого Коли Авдеева, которому безгранично доверяли. Суфлер вырубал Нечаев. В наше время он бы смог просто вбить туда кусочек нового текста. Но тогда программа PROMPT для телесуфлеров была слишком несовершенной, и приходилось действовать примитивнее. Несколько дневных эфиров проскочили благополучно, а Кучма становился все более весомым экспертом. Руководители канала косились друг на друга, не понимая, кто же толкает Данилыча в эфир. Поскольку телевидение вместе со страной переживало трогательный переходный период между контролем ЦК и патронажем администрации президента, единого куратора сверху у телевизионных начальников просто-напросто не было. Поэтому в Останкино звонили все и почти все ругались. Но неразбериха не могла длиться вечно. Кольцо подозрений сужалось, а Леонид Данилович тем временем вернулся в Киев: сроки поджимали.
У Коляна Авдеева оставалось времени только на одну, последнюю «диверсию в эфире», как несколько глумливо описывал происходящее Соколов. Звездный час Нечаева пробил. Настало время использовать бархатный баритон.
24 июня 1994 года, за два дня до первого тура президентских выборов на Украине, Россия отмечала один из новых для себя праздников – День славянской письменности. Авторов кириллицы – Кирилла и Мефодия – как умели, чтили в третий раз в новейшей российской истории. Праздник как праздник. Конечно, не как у болгар, где гуляла вся страна, но зато статусно и как-то свежо. Вроде и патриотично, и православно, и недорого (главные празднования проходили лишь в одном из древнерусских городов), и в духе демократических веяний. Канал «Останкино» отправил во Владимир молодого, но опытного корреспондента Алексея Дронова. К 13.00 тот понял, что вместе со съемочной группой набрал достаточно материала для сюжета, и отправился из Владимира в Москву. К 15.30 тертый телевизионный водитель одолел 200 с лишним километров по свободной пятничной трассе: народ ломился на подмосковные дачи, а дорога в столицу была свободна. Написанный на колене и перенесенный в компьютер текст оказался у редактора в 16.20. В 16.50 текст был озвучен, и Лёха Дронов явился на монтаж, где его поджидал Влад Нечаев.
– Еще пяти нет, а я уже как папа Карло: и в другую область смотался, и текст написал, и еще на тусовку хочу успеть, – пожалился Дрон Нечаеву. – Давай попробуем быстренько смонтировать, и я пойду.
– Лёха, нет проблем. Можешь валить. Картинки много, я перекрою, – успокоил Дрона Нечаев, еще раз подтвердив репутацию надежного и мощного столпа эфира.
Леха не заставил себя уговаривать. В 17.10 он с легким сердцем покинул монтажную. К 17.40 Нечаев расторопно смонтировал трехминутный сюжет и вручил «мастер» Коле Авдееву.
– А теперь давай, Влад, действуй! На семичасовой этот пойдет. К девяти часам должен быть твой, – дрожащим от азарта голосом напутствовал товарища Авдеев. Ему было радостно и страшно: он одновременно собирался совершить служебный подлог, дать в эфир неточную информацию (а точнее, просто дезинформацию), оказать услугу старому товарищу, заработать денег, насрать на голову начальству и, по возможности, сохранить в чистоте совесть. Задача не для слабых духом. Авдей в четвертый раз за ту пятницу отхлебнул из услужливой бутылки армянского коньяка, которая спряталась за рядком кассет.
