Креативы Старого Семёна - [21]

Помню, на свадьбе Павлика он хотел сказать тост. Долго мялся, повторял «ну, значит» и «одним словом». Потом выдавил из себя несколько слов и облегченно замолчал. И мне казалось, что он и говорить-то толком не может. Но как-то Павлик рассказал, что отец его в молодости был первым секретарем одного из сибирских обкомов комсомола. И речи произносил, и в газетах писал. Но когда в тридцать седьмом начались аресты, испугался, уехал на Север, завербовался в какую-то бригаду. Уцелел. Но замолчал. На всю жизнь.

* * *

В молодости я каждую неделю обходил букинистические магазины – искал шахматные книги. Книги тогда вообще были жутким дефицитом, и шахматные – не исключение. Сейчас трудно это представить, но изданные обычным по тогдашним меркам стотысячным тиражом книги по шахматам расходились моментально. Купить их можно было только у букинистов, и то если повезет.

За время моих походов по букинистическим я запомнил многих продавцов. Андрея, работавшего в магазине за памятником Ивану Федорову и называвшего себя «книгопродАвец». Молодую женщину с глубоким, волнующим покупателей, декольте со Столешникова переулка. Вежливую, приветливую продавщицу из магазина на Сретенке. Да многих помню и до сих пор. Одного продавца я побаивался. Немолодой мужчина в очках, невысокий, очень худой, с гнусавым голосом. Он работал в магазине издательства «Академкнига» на улице Горького, там был отдел, где продавалась букинистическая литература на иностранных языках. С покупателями охотно беседовал о живописи, о литературе, показывал альбомы, книги на разных языках. Я подходил к нему и робким голосом спрашивал:

— Простите, у вас есть что-нибудь по шахматам?

Если что-то было, то он с величайшим презрением доставал стопку книг и клал передо мной на прилавок. Я смотрел, как правило, ничего не покупал – было дорого, и уходил, провожаемый его насмешливым взглядом.

Много лет спустя один человек, всю жизнь собиравший книги, рассказал мне кое-что про этого продавца. Звали его Ян Янович, был он, если не путаю, из дворянской семьи. Получил прекрасное образование, знал в совершенстве шесть языков. А в букинисты подался в том же тридцать седьмом году, здраво рассудив, что на этой работе больше шансов уцелеть. Да так и остался там на всю жизнь. Улица Горького, магазин «Академкнига», букинистический отдел.

Неотразимая красота жизни

Многие помнят старый фильм режиссера И.Хейфица "Большая семья" с замечательными актерами - Борисом Андреевым, Лукьяновым, Гриценко, Баталовым и другими. Фильм рассказывал о трех поколениях семьи потомственных рабочих-судостроителей

Картина это была снята по роману В.Кочетова "Семья Журбиных". О Кочетове, человеке ныне практически забытом, а некогда весьма известном, главном редакторе журнала "Октябрь", можно было бы многое сказать. Но я сейчас не об этом.

В свое время композитор Иван Дзержинский написал оперу по мотивам "Семьи Журбиных". После премьеры его пригласили выступить на радио. И Дзержинский, среди прочего, сказал:

— Трудно в наше замечательное время композитору угнаться за быстро меняющейся жизнью! Вот например, пока я писал оперу, на Ленинградском корабельном заводе ввели в эксплуатацию новую автоматическую линию. А я, к сожалению, в своем произведении не успел это отразить.

Шахматы и казачество

Было это давно. Точно не помню, в каком году. Помню, что Яну Эльвесту тогда было лет четырнадцать-пятнадцать. Он был кандидатом в мастера. И я играл с ним в одной швейцарке, в Эстонии.

В тот день Эльвест выиграл у московского кандидата в мастера X. Тот был родом из донских казаков, горячий парень. Проиграл он обидно, стоял явно лучше и мог выиграть одним ходом. Переживал страшно, всем показывал партию. Потом вроде немного успокоился, и мы с ним пошли покурить у входа в игровой зал.

И он мне говорит:

— Нет, ну почему это я вдруг зевнул? Я почти никогда не зеваю – а тут такое дело. Почему? Ааа, понял, это Y. меня отвлек своей дурацкой болтовней, я потерял концентрацию! Все, все понятно!

И он просунул голову в дверь турнирного зала и громко зашептал:

— Саша, Саша, выйди на минуту! Тут дело срочное!

Y. оторвался от своей партии и пошел к нам. Когда он вышел, X., ни слова не говоря, дал ему по морде.

С тех пор прошло много лет. Эльвест стал известным гроссмейстером. Да и Y. тоже уже давно гроссмейстер. Но за что он получил тогда по морде - не знает до сих пор.

Музыка моего детства

Когда я учился в третьем классе, у нас в школе ввели уроки ритмики. Они были платные, с наших родителей собрали деньги и пригласили педагога – бывшую балерину Большого театра. Уроки проходили в актовом зале, куда нас, юных балбесов, загоняли из-под палки. Мы стояли внизу, в зале. А на сцене, под звуки пианино, на котором играла наша учительница пения, Екатерина Ивановна, балерина показывала нам танцевальные движения. А мы должны были их повторять.

На третьем или четвертом занятии случился скандал. Когда балерина разучивала с нами очередное па, второгодник Женя крикнул:

— А ты юбку-то повыше задери!

Раздался дружный детский смех. И несчастная женщина категорически отказалась с нами заниматься. На том все и закончилось. Вернее, не совсем все. Нина Королева, звеньевая, подала нашей учительнице список – кто смеялся. И я в этом списке был единственный пионер, остальных еще не приняли. Поэтому и спрос с меня был особый. Я пытался оправдаться – дескать, смеялся я совсем по другому поводу, Петька мне анекдот рассказал – но напрасно. И меня оставили после уроков, часа на два.