Креативный вид. Как стремление к творчеству меняет мир - [22]

Пуантилисты писали картины многочисленными маленькими точками.

«Воскресный день на острове Гранд-Жатт» Жоржа Сёра

При цифровой пиксиляции точки настолько малы, что вы обычно их не видите. Это скрытое разложение целого лежит в основе инновации, давшей начало всей цифровой вселенной.

У идеи пиксиляции — разделения целого на мелкие составляющие — длинная история. Когда мы ставим в копию электронного сообщения еще одного получателя, мы применяем скевоморф из аналогового мира — копию под копирку. В XIX и начале XX века авторы создавали копию документа с помощью синей или черной «угольной» бумаги, лист которой помещали между двумя чистыми листами бумаги обычной: человек писал или печатал на верхнем листе, а сухая краска или пигмент переносились на второй бумажный лист, создавая копию. При этом обращение с «угольной» копиркой требовало недюжинной ловкости: почти невозможно было не перепачкать все вокруг. В 1950-е годы изобретатели Барретт Грин и Лоуэлл Шлейхер предложили решение проблемы. Они представили лист разделенным на сотни небольших областей и изобрели технику микрокапсулирования. Таким образом, при письме на верхнем листе бумаги отдельные микрокапсулы с чернилами лопались и окрашивали нижний лист в синий цвет[55]. Изобретение получило название «самокопировальная бумага» и стало удобной альтернативой традиционной «угольной» копирке. Десятилетия спустя ксерокопирование окончательно вывело из употребления копировальную бумагу, но техника микрокапсулирования, предложенная Грином и Шлейхером, жива и применяется в лекарственных препаратах с замедленным высвобождением и в жидкокристаллических мониторах. Например, в 1960-е годы в фармацевтике появилось противоотечное средство Contac — не обычная таблетка, а желатиновая капсула, содержащая более 600 крошечных «пилюль», которые переваривались последовательно. Аналогичным образом вместо цельного стекла в современных LCD-мониторах экран разделен на миллионы плотно подогнанных друг к другу микроскопических кристаллов. То, что раньше казалось целым и неделимым, было разложено на мельчайшие составляющие.

Процесс дезинтеграции происходит настолько естественно, что мы почти не замечаем, насколько часто пользуемся этой стратегией при письме или в устной речи. Чтобы ускорить коммуникацию, мы сокращаем слова — например, слово gymnasium (спортивный зал) (от греческого gymnazein, что означает «тренироваться без одежды») превратилось в gym (спортзал) (с менее свободным дресс-кодом)[56]. Мы создаем акронимы и аббревиатуры, такие как ФБР, ЦРУ, ВОЗ, ЕС и ООН. Общаясь в чатах, мы печатаем F2F (face-to-face) — «при личной встрече», OH (overheard) — «нечаянно услышал», BFN (bye for now) — «пока, до встречи».

То, с какой легкостью мы обращаемся с подобными аббревиатурами, доказывает, что человеческий мозг любит сокращать: мы свободно разлагаем целое на компоненты, выделяем главное и схватываем суть. Вот почему в нашей речи так часто встречается синекдоха — стилистический прием, когда название части выступает вместо названия целого. Когда мы говорим о «лице, отправившем в путь тысячи кораблей», очевидно, мы имеем в виду Елену Прекрасную, а не только ее лицо. Вот почему мы называем свой автомобиль «колесами», ведем подсчет «по головам» или просим чьей-то «руки», предлагая выйти замуж. Мы говорим о «белых воротничках» и называем человека, подавшего хорошую идею, «головой».

«Путешественники» Бруно Каталано

Та же компрессия характерна и для человеческого мышления в целом. Возьмем, к примеру, эти скульптуры в марсельском порту во Франции — визуальная аналогия синекдохи.

Как только мозг открывает, что целое можно разложить на части, у давно знакомых предметов появляются новые свойства. Динамическая архитектура Дэвида Фишера создает новый тип зданий: на центральную ось снизу вверх «нанизываются» независимые друг от друга этажи, между ними располагают лопасти, через которые проходит ветер, это и приводит этажи в движение. В результате форма здания постоянно меняется. Этажи могут двигаться независимо или синхронизировано и разнообразят внешний вид города. Благодаря когнитивной стратегии дезинтеграции то, что раньше было неделимым целым, разъединяется на части.

Как и с динамической архитектурой, одним из самых серьезных новшеств в классической музыке стало деление музыкальных фраз на более короткие отрезки. Возьмем в качестве примера фугу до мажор из «Хорошо темперированного клавира» Иоганна Себастьяна Баха. Так выглядит главная тема:

Не переживайте, если вы не владеете нотной грамотой. Суть в том, что далее Бах делит тему на две части: выбрасывает первую половину и концентрируется на четырех последних нотах, выделенных красным. В представленном ниже фрагменте накладывающиеся друг на друга версии второй части повторяются тринадцать раз, создавая быструю и прекрасную мозаику.

Эта стратегия дала Баху и другим композиторам гибкость, которая не встречается в народных песнях, например в колыбельных и балладах. Вместо повторения темы целиком ее дробление позволило Баху варьировать множество фрагментов, создавая музыку по тому же принципу, как монтировались столетиями позже фильмы «Гражданин Кейн» и «Рокки-4». Пользуясь этой стратегией, Бах во многих своих произведениях представляет темы, а затем делит их на фрагменты.