Крайняя необходимость - [77]

Выйдя из здания прокуратуры, Гордеев тут же позвонил Грязнову-старшему и попросил добыть всю возможную информацию о следователе, который вел дело Великанова — Ротане Викторе Анатольевиче, тип нордический, характер неизвестно какой.

— Уже, — сказал Вячеслав Иванович.

— Что же ты мне сразу ее не прислал? — удивился Гордеев.

— Откуда я знал, что она тебе понадобится? — уклончиво ответил Грязнов. — Я не хотел торопиться. Там такая, знаешь, любопытная информация, так что, Юра, будь вдумчив и не пори горячку.

Гордеев разозлился:

— По ознакомлении мне что, сжечь свой ноутбук?

— С нетерпением жду встречи, — сменил тему Грязнов. — Мы выпить собирались, помнишь?

— Мы это делали раз пятьсот. Потерпишь. — Гордеев положил трубку и подключился к Интернету.

Через пару минут Гордеев принялся изучать биографию химкинского следователя. Возможно, тут действительно было за что зацепиться.

Двадцатилетний Виктор Анатольевич Ротань закончил юрфак МГУ.

«А кто его не закончил, — подумал Гордеев. — Все закончили. Я закончил. Турецкий закончил. Оба Грязновых закончили. О Меркулове и вспоминать неприлично… Кстати, как он там после операции, надо бы позвонить проведать…»

Что еще?

Ротань имел классный чин юриста второго класса, что соответствовало званию старшего лейтенанта. В прошлом спортсмен. Парень от природы был крепко сложен и еще в восемнадцать лет стал мастером спорта по водному поло, играл за университетскую команду. Но когда сломал руку, занятия профессиональным спортом пришлось прекратить.

Интересно, как можно сломать руку в воде, подумал Гордеев.

Родители Ротаня жили в Химках, и он изъявил желание пойти на работу в Мособлпрокуратуру, а уже оттуда его направили на работу в родной город. Впрочем, некоторое время он в Москве все же задержался — его выпускные рекомендации были столь блестящими, что Мособлпрокуратура около года удерживала его в столице. Но то ли он действительно крепко любил папу с мамой, то ли по каким-то причинам Москва златоглавая Ротаня не прельщала, и он вернулся на свою малую родину.

Прочитав следующий абзац, Гордеев ухмыльнулся. Теперь стало ясно, почему он рвался в Химки.

У Ротаня был многолетний роман с дочерью бывшего прокурора города Казакова — Ольгой. Она, правда, в то время была замужем за старшим оперуполномоченным химкинского уголовного розыска Петром Максимовым, так что даже в относительно либеральные времена свою связь молодые люди вынуждены были держать в секрете. Химки хоть городок и провинциальный, но не такой уж маленький, и простым смертным там можно было бы легко затеряться. Но у сотрудников правоохранительных органов (Гордеев хорошо это знал) все не совсем так, как у простых смертных, да к тому же возлюбленная Ротаня тоже работала в этой системе — была секретарем суда. Через год после того, как Ротань начал работать в Химках, случилась трагедия — опер Максимов был убит в ходе задержания группы рецидивистов, и вскоре Ольга вышла за Ротаня замуж. Через полгода новый кошмар — она разбилась на машине, отказали тормоза на новенькой «десятке». Так что на настоящий момент Ротань снова был холост. «Ай да следователь», — подумал Гордеев.

2

Мэр Терехин чуть больше месяца назад был переизбран на повторный срок и пользовался в городе большой популярностью. Попасть к нему на прием оказалось затруднительней, чем к иному министру. У гордеевского шефа Розанова, по его словам, были связи в верхушке города, и, возможно, с его помощью можно было получить доступ к телу градоначальника, но Гордеев хорошо помнил, как Генрих Афанасьевич недвусмысленно намекнул, что в этом деле он ему не помощник.

Пришлось добиваться встречи обычным законным путем. Потратив на телефонные разговоры с секретариатом мэра около часа, Гордеев понял, что и это бесполезно. Можно было рассчитывать, наверное, только на середину осени. Возможно, кто-то другой плюнул бы на это и занялся другими аспектами дела, тем более что осужденному Великанову было еще сидеть и сидеть, но подобное решение — принятие неизбежного, а потому худшего варианта — было не для Гордеева. По опыту он знал, что надо продолжать действовать во всех направлениях, пусть даже совершенно идиотским образом, тогда критическая масса его поступков рано или поздно перерастет в иное качество.

Адвокат позвонил главврачу «скорой» Малышкину, который, по его словам, был знаком с Терехиным.

— Юрий Петрович! — обрадовался Малышкин. — А я уже по вас соскучился. Признаться, мне ваше присутствие в городе придавало большей уверенности в том, что…

— И это говорит психиатр, — укоризненно заметил Гордеев.

— Ну так и что же? Humana non sunt turpia, что означает: что человеческое — то непостыдное.

— Ясно. Представьте, тоже когда-то латынь учил. Так вот что я вам скажу: temeritas est florentis aetatis…

— Легкомыслие свойственно цветущему возрасту? Это вы про меня-то? — засмеялся Малышкин. — А что же, я, пожалуй, не стану спорить. Итак, я вас слушаю.

— Не могу попасть на прием к Терехину и не могу найти никаких концов: ни домашнего телефона, ни сотового, ни электронной почты — ничего найти не получается. Он кто вообще — ученый-ядерщик? Что посоветуете?