Крайности Грузии. В поисках сокровищ Страны волков - [5]
Двое молодых туристов из Франции были заняты друг другом (причем заняты довольно шумно, так что тревожить их в эти минуты казалось кощунством), а странная пара турок (с виду – отец и сын) в номере напротив проводили время в полной тишине, почти не выходя из своей каморки… Таким образом, среди всех постояльцев его гостиницы я был, пожалуй, единственным, подходившим для подобных разговоров.
Важа с сокрушенным видом продолжил:
«А знаешь, как там было скучно, в Азербайджане! Я целыми днями в номере пил пиво… А оно там ужасное. Пены нет, еще и водку добавляют. Для градуса. Вот так сидишь и пьешь эту… это…» – Важа, казалось, подбирал подходящее слово, но, подобрав его, постеснялся произносить вслух.
Стены старого города. При всей привлекательности Тбилиси для эмиграции здесь не рекомендуется покупать недвижимость в старинных домах
«Пьешь эту мочу!» – выпалил я, чтобы хоть как-то раскрепостить его и поскорей подвести разговор к кульминации, а значит, и к концу…
«Да… именно так…» – сказал Важа все тем же безрадостным тоном.
В эти минуты он напомнил героя очень грустной постановки Резо Габриадзе «Сталинградская битва», шедшей в театре марионеток.
Тем временем Важа, с видом фатальной обреченности (ох, и устроит ему жена – злорадно думал я), сидя на краю моей кровати, переминался с ноги на ногу. Раньше я не обращал внимания на то, как люди ухитряются перебирать ногами сидя – сейчас как раз и был такой уникальный случай…
«А, кстати, знаешь, как милиция зарабатывает в Азербайджане?» – спросил Важа после долгой паузы. Я покачал головой.
«Они сдирают деньги со всех иностранцев, которые снимают проституток. Говорят им – плати тысячу долларов, или даже две – или садись в тюрьму».
«Вот как! – подумал я. – Теперь понятно, почему у Важи такое печальное лицо…» Я взглянул на обладателя этого лица оценивающе, глазами бакинского полицейского: «Ну, больше тысячи с него не возьмешь…»
«Вот подонки, – произнес я вслух. – А девочек они не трогают?»
«Вай, конечно нет! – ответил Важа. – Они же с ними заодно!»
Я сокрушенно покачал головой.
«Кстати, – сказал Важа, распрямляя ноги, – моя жена тебе не сказала, но к нам должен приехать гость. Он забронировал это место уже давно, просто мы забыли тебе сообщить».
«Никаких проблем. Я уезжаю через четыре дня. Так что, пожалуйста…»
«Извини, но моя жена ошиблась. Гость приезжает сегодня…»
«Сукин сын. Сукин сын. Сукин сын», – подумал я, а вслух произнес: «В котором часу?»
«Где-то в пять», – ответил хозяин хостела, реклама которого никогда не появится на страницах этого путеводителя.
«Ну что ж, тогда вези меня в другое место… К какому-нибудь гостеприимному и обязательному хозяину!» – сказал я, делая ударение на слове «обязательный».
Замечу к чести Важи, что он выполнил просьбу наилучшим образом.
Так я познакомился с Кетино Абашидзе, праправнучкой последнего грузинского царя Ираклия II, и с привидениями ее дома.
Женщина, не любившая шум
Здесь всегда пахнет свежим хлебом и смесью пыли и одеколона, как из старого флакона, затерявшегося в глубине трюмо.
А во дворе их дома, в маленьком садике с несколькими розовыми кустами и большой пальмой – запах подвала, полыни и свежесваренного кофе.
«Ты будешь спать на кровати, на которой спал Александр Дюма!» – говорит хозяйка.
Одна из главных семейных реликвий – кровать, на которой, по семейной легенде, спал автор «Трех мушкетеров», писавший в Тбилиси книгу путевых заметок о Кавказе.
«Хм… главное теперь угадать, где у этой кровати голова, а где ноги. Чтоб вдохновение писателя передавалось в нужное место», – подумал я про себя.
Княгиня Мария Орбелиани. Семейные портреты, спрятанные под половицами ее дома, после распада СССР были снова вытащены наружу
В заметках французского беллетриста читатель встретит множество упоминаний о семье Орбелиани, но ни одного – о ночлеге в их доме.
Впрочем, разве автор всегда дает читателю подробный отчет о месторасположении всех кроватей, на которых ему доводилось почивать?..
В комнате, где меня поселили, множество фамильных портретов: царь Восточной Грузии Ираклий Второй; отец хозяйки – альпинист, погибший 26-ти лет от роду на одной из вершин Сванетии; княгини разного возраста и вызывающий тревогу сюжет – рисунок, на котором растерянная, с ищущими глазами женщина отступает, пятясь спиной, к стене. Это сама Кетино, нынешняя хозяйка.
Один из портретов не дает мне покоя. Капризный рот и самоуверенный взгляд под полуприкрытыми веками.
Хочу спросить «Кто она?», но начинаю разговор издалека. Спрашиваю о прапрадеде, короле Ираклии, потом о доме…
Большой двухэтажный особняк семья купила в 1827 году.
«Двухэтажный? Но здесь ведь только один этаж?»
Кетино улыбается и указывает на тот самый портрет: «Мария Вахтанговна не любила шум…»
Шум преследовал ее повсюду – в голосах слуг, в криках уличных торговцев в центре Тбилиси, где она отказывалась жить. Экипажи, проезжавшие по улице, голоса извозчиков, даже звон колокола католического собора напротив – все это раздражало ее. Она так ненавидела шум, что распорядилась разобрать верхний этаж и отселить назойливых слуг в пристройки во дворе.
