Край земли - [9]
Следом за нею вылезла и Кирилка.
Снег сверху сыпаться перестал. На угрюмом небе из-за чёрных туч слабо забрезжила луна, но в степи почти не посветлело. Лишь косые вихри позёмки стали виднее. Они неслись мимо тёти с протяжным и жалобным гулом; а там, ещё дальше в ночи, взмётывались вверх какие-то огромные и белёсые крылья, какие-то косматые и седые гривы, раздавался чей-то печальный и одинокий вой, и тётя в ужасе вдруг припомнила все свои разговоры про край земли. Она, часто оглядываясь и часто перебирая руками по трактору, стала поспешно выбираться туда, где пылал живой, яркий огонь.
Через дышло телеги она перевалилась, как через изгородь, и, отпыхиваясь и широко растопырив руки, встала рядом с Кирилкой. Вид у неё был такой, словно она явилась из дальнего, очень опасного путешествия и вот наконец-то увидела всех вместе: глядящего на огонь Шайтана, зябко прыгающую с ноги на ногу Кирилку, Васю у телеги.
Вася сдёрнул рукавицу, подул в пригоршню, нахмурился.
— Кто вас просил? За компанию пришли мёрзнуть, что ли?
Но по голосу было слышно: он рад. Пускай тётя и Кирилка не помощники, да всё ж на людях ему повеселей, а может быть, и немного теплее, легче.
Вася вывернул из-под телеги тяжёлую подставку-домкрат, попинал новое, только что привинченное колесо, а дырявое, со спущенной камерой, собрался закинуть на кирпичи, на борт. Колесо из окоченевших Васиных рук вырвалось, чуть не ударило по ногам.
— Подхватывайте! Что смотрите! — закричал Вася, и тут уж Кирилка с тётей бросились помогать со всех ног. Они, суетясь, подхватили очень твёрдое и тяжёлое резиновое колесо, принялись подталкивать его вверх на высоко чернеющую в темноте телегу.
Колесо грохнулось через борт, Вася кинулся подбирать инструменты. Он хватал их, а вконец застывшие руки не могли удержать ни ключа, ни молотка, с них даже обледенелые рукавицы спадали, и Вася цапал руками, как мотыгами, только снег.
— Подбирайте! Живей! — приказал он тогда помощницам, ударил ногой по горелому ведру, оттуда выпал кирпич и дымящиеся тряпки. Солярка брызнула на снег, вспыхнула на мгновение ещё ярче.
Кирилка быстро подняла ключ, молоток, а тётя ухватила обеими руками, как пудовую гирю, тяжёлый домкрат и пошагала с ним к трактору. Неудобная железина прожгла холодом даже вязаные варежки, но, странное дело, с той минуты, как тётя принялась за работу, ей стало немного спокойнее.
Нет, это не значит, что она перестала тревожиться совсем. Тревожилась она по-прежнему. Она тревожилась и за то, как Вася с его руками поведёт трактор, и за то, как разыщут они в ночной степи дорогу, которую, пока стояли, совсем замело; она тревожилась и за то, что Кирилкины родители теперь, наверное, места себе не находят: ведь если бы не поломка, трактор-то давным-давно должен был прийти в совхоз.
Но всё же и эта тревога теперь была не такой, как раньше. Особенно не такой, как в ту жуткую минуту, когда тётя оказалась одна-одинёшенька в степи, там, за трактором. Тогда страх был настоящий, такой, от которого хотелось кричать, звать на помощь, а теперь тётя неожиданно поняла, что она через этот ужас переступила, и тревога, которая в ней осталась, нисколько её не сковывает, а, напротив, заставляет вести себя ещё решительней.
И тётя с грохотом, решительно забросила свою железную ношу в кабину, решительно подсадила Кирилку, громко закричала Васе:
— Всё, что ли? А может, ещё что поднести?
Вася и Шайтан стояли во тьме, пламя погасло. Тракторист не спешил, хотя и съёжился весь от холода и боли. Он присел на корточки рядом с высоким Шайтаном и всё поглаживал, поглаживал его, что-то тихо ему наговаривал.
«Нашёл время гладить! Ведь сам терпит едва-едва, да и мы с тётей мёрзнем», — подумала Кирилка.
Словно услышав её, Вася перестал гладить пса, приподнялся, ухватил его за ошейник, побежал рядом с ним куда-то мимо трактора.
— Ведро подберите! — крикнул он тёте на бегу.
Обежав трактор, Вася остановился на том месте, где должна была находиться дорога, а теперь лежала такая же, как везде, снежная целина. Там он Шайтана отпустил и махнул рукой вперёд. Пёс не очень уверенно шагнул, остановился. Вася опять махнул, и тогда пёс побежал трусцой в ту сторону, откуда задувал теперь заметно ослабевающий ветер.
Луна выкатилась полностью, холодная, высокая, осветила и чёткие следы Шайтана, и его самого. Он, чёрный при этом свете и ещё более огромный, на ходу оглянулся, как бы спросил хозяина: «Ну вот, я пошёл… А ты что же стоишь?» Хозяин, широко размахивая руками и колотя себя по бокам, помчался к кабине.
Кирилка с тётей удивились:
— Да вы что? Да куда же вы Шайтана-то прогнали? Он же тоже продрог!
— Продрог — согреется на ходу. Теперь его очередь. Теперь он в смену заступил, — не совсем понятно и как бы осердясь ответил Вася.
Он опять, сморщившись от боли, как мотыгой, стукнул скрюченной рукавицей по рукоятке газа, включил скорость.
Застоявшийся трактор взревел, заскрежетал промёрзшими гусеницами, покатился по следу Шайтана. А тот ещё раз остановился, понюхал снег и, почти не поднимая головы, помчался вперёд короткими лёгкими прыжками. Он бежал и всё время оглядывался. Он проверял, правильно едет хозяин на тракторе или нет.
