Край забытых богов - [8]

Я не вернусь. И не найдусь. Никакого «Анхен, спаси меня». Спасусь сама. Без него. От него. Это не любовь, это плен. А я не хочу больше. Я устала.

Машина скрылась за горизонтом. Вот и прекрасно. Пусть летит. А я человек, я и пешком дойду. До других людей. До людей, похожих на меня. Не подчиняющихся воле «мудрых вампиров». Он мне не пара. А я ему. А влечение — это еще не любовь.

Капли катятся по коре, по листве, по корням. По щекам тоже, но это дождь. Протягиваю руку, освобождаю белеющий среди корней камень. И уже на ощупь понимаю, что это не камень. Слишком легкий, с очень вытянутым заостренным концом, торчащим, словно карандаш из округлого основания. В длину сантиметров 5, может 7. Кость? Чья? И форма какая–то… неправильная. Кручу находку в руках, оттираю налипшие кусочки земли. Действительно, кость. Вернее — вырезанная из кости фигурка. Вот этот острый вытянутый конец — птичья головка с треугольным клювом и длинная шея, переходящая в массивное, чуть продолговатое тельце, по его сторонам — округлые, весьма условные крылышки, распахнутые в полете. А внизу… хвостик? Или это сложенные вместе лапки? Забившаяся грязь не дает рассмотреть. Старательно оттираю, потом выковыриваю. Это петелька. В нижней части моей находки просверлена аккуратная круглая дырочка.

И это дырочка, петелька, в которую можно продеть шнурок и куда–то эту птичку повесить… привязать… пришить, окончательно убеждает меня, что мне не показалось, что эта вещь рукотворна. Это не игра природы. Это вырезали… сделали… Вот это множество полукруглых черточек на спине — они явно изображают перья, это не случайные царапины, слишком правильными рядами нанесены. А вот, на головке — глаза, а вот эта черта отделяет клюв.

Я нашла! Это явно сделали люди! Он мне сам сказал, вампиров здесь нет, да и зачем бы им — слишком уж грубая, примитивная работа, а они ж у нас — эстеты, ценители. Ну их в бездну! Это явно кто–то здесь потерял… бросил… Значит, люди где–то недалеко, они здесь бывают, проходят… И я их скоро найду… И это неправда, что они дикари… Вон какая красивая вещь. Летящая птичка. Наверное, лебедь. Или гусь. Кто–то водоплавающий. Совсем, как я…

Те же, кто это сделал… кто способен оценить красоту летящей птицы… и повторить ее в маленьком кусочке кости… художники и мечтатели, ценящие свободу — ведь птица свободна, для нее нет преград, нет границ… нет, они не станут в меня стрелять…

Сжала птичку в кулаке, прижала руки к груди. Дождь все шел, он и не думал прекращаться, я насквозь промокла и продрогла, но впервые за несколько дней улыбалась. Я почти пришла. Моя жизнь больше не будет зависеть от воли одного единственного вампира. Я больше не буду жить из милости, лишь потому, что он мне это позволил, что решил, что любит меня не настолько сильно, чтобы выпить, а настолько сильно, чтоб не допить. Я больше не буду думать о тех, кто умер вместо меня, кто каждый день умирает вместо меня, потому что надо же ему чем–то питаться.

Я так долго сидела неподвижно, что уснула. И снился мне Анхен. Он обнимал меня, гладил по волосам. А я целовала его лицо, и обещала, что больше никогда–никогда его не покину. И называла его Нэри. В том сне, я помню, я называла его Нэри. Снова и снова. А он улыбался.

А пробуждение было холодным. И мокрым. Зато дождь уже кончился. И солнышко светит. А я сижу в воде по щиколотку. Надо выбираться. С трудом, но получается. После дождя все скользкое, ноги затекли, руки онемели. Гипс этот еще. Ведь наверняка ж все давно срослось, можно снять и не мучатся.

Вот только как его снять? Колотить об дерево, пока руку обратно не повредишь? А может, и не срослось еще до конца. Это мы так прикидывали, что должно срастаться быстрее, чем у обычного человека. А насколько быстрее? И потом, с этой моей болезнью, когда из меня словно все силы выпотрошили, может, там и регенерация моя накрылась… Единственно — не болит. Хоть что–то у меня не болит. Чешется вот только, и чем дальше, тем сильнее. Ну, это просто от гипса, потому как — не залезть и не почесать.

Ладно, надеюсь, дикари не настолько дикие, гипс мне снять смогут. Осталось до них добраться. Куда вот только? Немного постояла, опираясь на поваленное дерево, пытаясь сообразить, где у нас река. Вроде недалеко должна быть, я совсем немного от нее отошла. Не вижу. А главное — не чувствую. Все прошлые дни меня к воде тянуло со страшной силой, а сейчас — не чувствую я воду. Может, потому что лес насквозь промок от дождя, и влага везде? Присела на поваленное дерево, пытаясь хоть как–то собраться с мыслями. Откуда я шла? И где было солнце? Так, стоп, а оно вообще было? Нет, были облака. А дерево? Когда я шла от реки, оно падало чуть наискось, не к реке, но… в голове опять все мутится, в глазах темнеет. Холодно.

Пережидаю приступ и решительно поднимаюсь. Надо идти, иначе я замерзну. Спичек нет, огонь развести нечем. Вспоминаются детские книжки, где рассказывалось, что в далекие времена люди еще не умели разводить огонь, и потому использовали тот, что загорался при ударе молнии в дерево. Увы. Молния была, в дерево ударяла, вот только огня… нигде даже и не тлеет, все залило сильнейшим ливнем.