Край Ветров: Пироманс - [67]

Но, попытавшись, она начинает что-то различать, и вскоре оказывается, что за пазухой, в складках тяжелого шелка, спрятался солнечный кинжал.

Никс достала его и положила на подставленные вертикально ребра ладоней, впервые рассматривая внимательно.

Она сосредоточилась на нем.

Волны, гребни, изгибы. Словно солнечный кинжал сработан из кости, словно на нем вырезано стилизованное море, бушующее, золотое. Вот, кажется, эти символы, так похожие не силуэты птиц — это на самом деле буквы неведомого алфавита, чайки в полете, который несет в себе смысл.

Солнечный кинжал, который выудил из нее самой Кэрри, когда она попыталась колдовать.

Может быть, это воплощение ее магии, отражение ее силы в мороке?

Никс сосредоточилась и снова призвала огонь. Солнечный кинжал стал теплей, начал гореть ярче.

Точно. Магия.

Ну, хорошо.

Она попробовала подняться. Оглядев пышное шелковое одеяние, Никс взялась за подол и, используя кинжал, безжалостно откромсала самый длинный край.

Так-то лучше.

Вокруг все еще была кромешная темнота, но солнечный клинок горел, словно факел, и Никс преисполнилась надежды.

Неся его перед собой, она двинулась вперед мелкими шажками, опасаясь, что в каменном полу, по которому она идет, могут быть дыры.

Темнота казалась бесконечной.

В уме вместо страха и оторопи, грозивших захлестнуть лишь несколько секунд назад, зароились где-то подслушанные шутки про туннели и поезда, реалистов, пессимистов и водителей паровозов, про водителей-оптимистов, водителей-пессимистов и… или у паровозов машинисты, а не водители?.. Никс двигалась через тьму наобум, совсем уже не уверенная, что идет туда, откуда в прошлый раз повеяло сквозняком.

Потом ей пришло в голову крикнуть что-нибудь, чтобы проверить, насколько бездонна тьма.

— Ау!

Через секунду эхо ее собственного голоса вернулось к ней.

Воодушевившись, Никс перестала медлить и пошла скорее, все же поглядывая под ноги на всякий случай. Когда отблески света выхватили из кромешной тьмы стену и прямоугольный проем в ней, Никс возликовала.

Черная бесконечность кончилась намного раньше, чем она уже успела себе навоображать.

Никс подошла к проходу в стене, оказавшейся кирпичной. Куда-то вниз вела деревянная винтовая лестница, узкая и на вид скользкая. Именно оттуда прилетал сквозняк. Еще из проема пахло морем — совсем чуть-чуть, а может, и не морем, просто солью.

Делать было нечего, Никс пошла вниз.

Лестница начала постепенно расширяться, поменялась фактура дерева, стали попадаться светлые доски, не пропитанные лаком, сухо скрипящие. Появились витые перила. Лестница, будучи теперь достаточно просторной, продолжала ввинчиваться в тело неведомого здания, такая же обманчиво бесконечная, как тьма наверху.

Окончилась она деревянными двойными воротами под округлой аркой. Никс с усилием толкнула створки, те со скрипом поддались и открыли проход в длинный мрачный коридор, завершившийся новыми дверьми, на этот раз железными, судя по всему. На стенах коридора висели потемневшие до полной нечитабельности изображения в тусклых золотистых рамках, и Никс, проходя мимо, гадала, что же там было нарисовано раньше. Скорее всего, пейзажи какие-нибудь, хотя… может быть, какие-нибудь инструкции, но сказать наверняка не получится.

Железную дверь пришлось тянуть на себя. Давно не смазанные петли скрипнули протяжно и тоскливо, так, что звук остался звенеть в голове даже после того, как затих. Никс опасливо заглянула в открывшийся проем, ширины которого едва хватило, чтобы она смогла протиснуться.

Этот проход привел ее в большую полутемную комнату с высокими потолками. Пыль танцевала в сине-фиолетовых лучах, что пробивались через маленькие круглые окошки, расположившиеся на самом верху, сразу за широкими, черными потолочными балками. Из этой комнаты куда-то дальше вели еще два прохода, закрытые старыми, но внешне надежными, бронированными сейфовыми дверьми, оборудованными сложными механическими засовами с множеством ручек и рычагов.

Между ними, в затененной середине комнаты, на возвышении стоял массивный железный стул с высокой, прямой спинкой, а на стуле сидел, сцепив в замок узловатые морщинистые пальцы, старик, на вид древний, как неизвестно что, и такой бледный и сухой, что, кажется, рассыплется прахом, стоит к нему прикоснуться. В укрытой серой пылью и паутиной одежде можно было различить проблески золотой нити и бисерной вышивки. При этом размеров старик оказался немаленьких, что впечатляло.

Мертвый он, что ли? Или уснул? Уснул во сне?

Никс понимала, где находится. Это снова был морок — никаких сомнений, тот самый действительный сон, куда ее снова угораздило провалиться. На секунду ей вспомнился костер и берег моря, желтый песок, белые пальцы Рейнхарда, узкая, словно лезвие, улыбка Берсы, карие, топкие, цепкие глаза Тихомира, теплое пламя, послушное, словно собственные руки, и… холодный камень, солнечный кинжал вместо привычного прирученного огня, вычурный шелк и гулкое эхо в неизмеримой, неведомой темноте.

Никс оглянулась по сторонам. Кроме старика в комнате был еще стол, квадратный, железный, с деревянной крышкой. Сверху, поддерживаемая облупившимися, когда-то позолоченными механическими держателями вроде фигурных треног с поршнями, стояла огромная неправильная сфера из зеленого стекла, прозрачного наверху и мутного внизу. В стекле, ближе к верху, было круглое отверстие.