Край Ветров: некроманс - [7]

— Привет, — подмигнул я ему.

— Сам дурак, — клацнула челюсть.

Это был череп какого-то особо буйного вампира, имени которого история не сохранила. Впрочем, не суть.

Собственно, прогуливался я ныне по рабочему кабинету Камориль, что через коридор и две двери от гостиной. Вот тут, за столом, сейф, а возле сейфа, тоже на полу, стоит сундук. Сейф — вещь хорошая, полезная, но самая, что ни на есть, обыкновенная. А вот сундук не простой. Конечно, на сейфе навешано всякой защитной электроники, а на сундуке даже замка нет… но именно в нем лежит шкатулка с моей памятью.

Иметь дома множество артефактов — это привилегия нетривиально мыслящих колдунов вроде Камориль. Это ж как ему надо было перед гильдией своей выслужиться… Он, правда, почти ничем из этого богатства не пользуется. Ибо ему нельзя. Да и никому нельзя, — но не уничтожать же добро?..

— Зверь не спит, — шепнул я заветные слова, и крышка сундука подалась вверх.

Я отодвинул вбок россыпь каких-то цепочек и брошек, каждая из которых, наверное, чего-нибудь улучшала, и нащупал пальцами гладкий холодный камень. Вот и моя шкатулка. Камень как будто целен и так же черен, как беззвездная ночь. Но вот тут замочек есть… и к нему нужен ключ. Особый, естественно.

Я проткнул себе подушечку большого пальца правым нижним клыком. Капелька крови набухла и шлепнулась в выемку черного камня. Механизм сработал, шкатулка распахнулась, подвергая меня самой большой опасности — соблазну вспомнить все, что только возможно, и стать тем, кем я более не хочу быть. Не знаю точно, как это можно сделать. Наверное, надо просто раскрошить бусины, и все… память вернется. Иначе — зачем их так бережно хранить?..

Но Камориль говорит, что делать мне этого нельзя, ни в коем случае. Мол, ежели я решу вернуть себя прошлого, то тут же сойду с ума, а то и чего похуже… учитывая мою эмоциональность и некоторую неустойчивость психики, это кажется вполне вероятным. И даже Эль-Марко с Камориль согласен, а я не думаю, что им обоим есть смысл меня обманывать.

Ожерелье было на месте. Я специально пересчитал бусины: ровно семнадцать, как и должно быть. Ни много, ни мало. Все целые, без трещин.

— Ну, а с чего бы им портиться? Вот я дурак, — я поджал губы, перебирая свою память, как четки, — только что-то и сразу к своей беде. Здорово меня развел пацан, может, и не было у него снов никаких. Хотя… фотография…

Я задумался. Бусины сверкали, как светится отполированная золатунь, этот глупый колдовской металл, очень мягкий и такой могущественный. Напрашиваются ассоциации с женскими чарами и прочей ерундой. Я не о том думаю. Я всегда думаю о чем-то не о том…

Кто-то подошел сзади и обнял меня. Резкий запах айвы выдал Камориль с потрохами, — ну, как будто бы были какие-то другие варианты.

— Я защищу тебя от любой беды, ты только попроси, — шепнул он мне на ухо. — Я сразу понял, что с тобой что-то происходит, как только ты зашел.

— Не делай вид, что этак распрекрасно чуешь мое настроение, — фыркнул я. Сбросить его руки пока не решался: обидится. А таким, как он, позволяются некоторые прихоти, покуда они не переходят разумных границ. А Камориль не перейдет.

— Не чую. Но ты сегодня в светло-голубых джинсах, они тебя обтягивают, и в черной безрукавке, я вижу твои плечи и ритуальные татуировки на них; значит, ты не думал, как бы ко мне одеться так, чтобы я не стал к тебе подходить. Значит, ты вообще ни о чем не думал, кроме той глупости, что тревожит твое благородное сердце.

— Ну, не думал. А камуфляжные штаны в стирке, и свитер твой любимый, который серый и вытянутый, моль сожрала за зиму, как оказалось. Так что я, можно сказать, осознанно рискнул. Кстати, спасибо.

Я аккуратно высвободился из объятий некроманта и развернулся к нему лицом:

— У меня правда некая фигня заварилась, пока что ничего страшного, но я насторожен. Ты, конечно, клевый парень, но даже со всем твоим опытом и недюжинными талантами… не думаю, что ты можешь мне как-то помочь.

— Ну вот. Наверное, ты просто как следует еще не думал.

— Куда уж мне.

— Пошли в гостиную, таки выпьешь, но не медовухи, а настойки двенадцати лечебных трав, иммунитет поднимешь, расслабишься… И все мне расскажешь.

Я позволил утащить себя за локоть в гостиную, предварительно захлопнув шкатулку и сундук.

— Ох, какая гадость, — сообщил я, хлебнув стопку настойки.

— На водке и полыни, — радостно отозвался Камориль, — гадость редкостная, но и на редкость полезная! Пей-пей. Сейчас подействует.

Потом он сжалился, если можно так сказать, и сменил горькую настойку на сладкую медовуху. Ее и сам пригубил. А я покорно рассказал про пацана, про фотографию с резным краем и, скрипя зубами и скрепя сердце, поведал свой последующий сон.

— Она была такой знакомой, и я ее так любил, так любил, — сказал я, пальцами разминая виски, — просто… очень сильно любил. Я не знаю, чего вдруг, и за что это чудовище вообще можно… но я, блин, любил, как в этих бабских глупых стихах, как в душещипательных песнях, напрочь и насовсем, просто… невыносимо… любил ее…

— Понимаю, — Камориль, наконец, расстегнул свой ремень на шее: видимо, ему стало жарко и сильно душно.