Краткий курс сталинизма: в анекдотах и преданиях - [5]
ПАХАН
У Сталина была психология и жизненные принципы пахана. Только все паханские высказывания он умело-переводил с блатного языка урок на политический язык большевизма. При этом паханская интонация оставалась. Однако ее не улавливал народ, ожесточенный событиями мировой и гражданской войны, голодом, разрухой, конфискациями, уплотнениями, продотрядами, военным коммунизмом, уполномоченными. Сталин способствовал тому, чтобы всплывали на поверхность жизни булгаковские Шариковы. Одно из самых ранних неофициальных высказываний о Сталине я услышал в 35―36 годах и от удивления запомнил на всю жизнь. Я учился в 4―5 классе. В выходной мы поехали с отцом к его приятелю, пожилому адвокату, невысокому, полному, рыжему человеку. Фамилии его я не помню. Однако хорошо помню: мы с отцом в большой комнате стоим у рояля, а рядом рыжий толстячок. И он говорит чудовищные, с моей тогдашней точки зрения, слова:
— Сталин разговаривает в своем кругу только матом. Он ведет себя, как главарь банды...
Я чувствую, что отец согласен с этим, но не хочет говорить об этом при мне. В моем сознании под слоем ежедневных восхвалений Сталина в газетах, по радио, в школе на долгие годы осталась эта фраза.
Мнение папиного приятеля через много лет подтвердил кинорежиссер Михаил Ильич Ромм. Он рассказывал мне, что однажды во время правительственного приема был приглашен в небольшую комнату, где Сталин под аккомпанемент пианино исполнял матерные частушки.
АНЕКДОТЫ
(штрихи к портрету вождя]
* * *
Конкурс анекдотов о Сталине. Первая премия ― 25 лет. Две вторые ― по 10.
— Кого это охраняет целый взвод?
— А это одна женщина из Гори.
— А что она сделала?
— Родила одного известного человека.
— Так чего же ее охраняют?
― Чтоб другого такого не родила!
* * *
Сталин посещает Ленина в Горках.
— Я, батенька, чувствую себя архискверно, скоро помру.
— Тогда отдайте мне власть.
— Боюсь, что народ не пойдет за вами.
― Часть народа пойдет за мной, а те, кто не пойдет,― пойдут за вами.
* * *
Сталин спрашивает Радека:
— Это вы сочиняете анекдоты?
— Да, я. ― Расскажите какой-нибудь короткий анекдот.
― Сталин ― генсек.
* * *
— Наверно, когда-нибудь одну из улиц Москвы назовут улицей Хренникова.
Сталин:
― Зачем? Уже есть такая улица ― Неглинка
* * *
Сталин. Вот так и надо делать.
М. Век живи ― век учись...
Сталин. Товарищ М., не рассказывайте нам вашу биографию.
* * *
М. (заикаясь). Товарищ Сталин, я хотел бы купить самолет.
Сталин. Об этом и не заикайтесь.
* * *
Американцы угостили Калинина сигаретой.
Сталин. Михаил Иванович, вы же всесоюзный староста. Как же вы можете брать империалистическую сигарету?
Калинин дрожащей рукой положил сигарету в пепельницу.
Сталин. Михаил Иванович, вы же Шуток не понимаете. Курите на здоровье.
* * *
Глубокая ночь. Сталину не спится. Он снимает трубку.
— Слушай, товарищ Молотов, ты все еще заикаешься?
— Да, товарищ Сталин, но если надо для партии, я постараюсь...
— Нет, ничего, спи спокойно дальше.
Сталин вешает трубку и набирает номер Микояна, будит его.
— Слушай, товарищ Микоян, сколько было бакинских комиссаров? И сколько погибло?
— Двадцать семь было, товарищ Сталин, а погибло двадцать шесть.
— А, ну ничего, ничего, спи спокойно дальше, дорогой двадцать седьмой комиссар.
Звонит Берия, поднимает его.
— Слушай, товарищ Берия, ты все еще занимаешься девочками?
— Нет, не очень. Так, иногда.
― Ну ничего, ничего, спи спокойно дальше.
Сталин кладет трубку и говорит сам себе:
— Ну вот: соратников успокоил, теперь можно и самому уснуть.
* * *
— Алексей Максимович, почему бы вам не написать статью? Если враг, допустим, не сдается, его, допустим, уничтожают.
— Очень интересно. Однако я, товарищ Сталин, занят переработкой Самгина. Новую редакцию делаю. Очень много работы. Может не получиться.
― А вы попробуйте. Очень вам советую. Попытка не пытка, как говорит товарищ Ягода.
* * *
Сталин. Если бы товарищ Пушкин жил в России не в XIX, а в XX веке, он все равно бы умер в 37.
* * *
Проекты памятника Пушкину к столетию со дня смерти.
Третья премия ― Пушкин читает сочинения Сталина. Вторая премия ― Сталин читает сочинения Пушкина. Первая премия ― Сталин читает сочинения Сталина.
* * *
Сталин звонит Берия:
— Лаврентий, пропала трубка ― диверсия. Примите меры.
— Будет сделано, товарищ Сталин. Через неделю.
— Товарищ Сталин, разрешите доложить: в связи с пропажей вещей трубки проведено расследование. Обнаружен заговор. Арестовано 400 человек. 389 уже признались в диверсионной деятельности, приговорены и расстреляны.
― Не торопись, Лаврентий, я уже нашел свою трубку.
* * *
— Ты знаешь, Барселону взяли.
— А кто такой Барселона?
— Это город.
— Как, уже берут целыми городами?
(Этот анекдот времен войны в Испании оказался пророческим. В конце войны с фашистами стали «брать», арестовывать и высылать не только целые города, но и целые народы).
* * *
Сталин начал речь. В торжественной тишине вдруг раздался чих.
— Кто чихнул? ― спросил Сталин. Молчание.
— Кто чихнул? ― недовольно повторил Сталин. Молчание.
«Та-та-та-та!» ― раздалась автоматная очередь ― это Берия наводил порядок в зале.
— Кто чихнул? ― сердито повторил вопрос Сталин.. Молчание.

Единственное в своём роде собрание фольклора постсталинской эпохи — вот что такое «Фарисея» Юрия Борева. Как в России, так и в Ближнем и Дальнем Зарубежье пользуется огромным успехом его же «Сталиниада» (1990). Теперь Ю. Борев собрал воедино исторические анекдоты времён оттепели, застоя и перестройки. Читатели этой книги будут смеяться и плакать, ибо история наша — вечный смех сквозь слёзы. Но смех, как известно, очищает и помогает жить.

Анатолий Васильевич Луначарский (1875–1933) был личностью многогранной и потому неординарной, и как подчеркивает автор в своей работе, отсюда и крайняя сложность в трактовке его позиции. Его называли романтиком и утопистом, он заметно выделялся среди других партийных функционеров своими идейными пристрастиями, сильно отличавшимися от российского варианта марксизма. Именно его мировоззрение, считает автор, делает Луначарского одной из самых противоречивых фигур в большевистском руководстве, наиболее подверженной критике со всех сторон.

Книга представляет собой эпическое повествование об эпохе сталинизма, построенное из мини-рассказов. В повествовании три слоя.Первый слой — мемуары по чужим воспоминаниям — рассказы выдающихся людей о Сталине и сталинщине.Второй слой — исторические анекдоты, обладающие разной степенью достоверности, но верно отражающие суть эпохи.Среди рассказчиков и героев рассказов — писатели Ахматова, Булгаков, Бабель, Зощенко, Пастернак, Платонов; деятели театра и кино Мейерхольд, Михоэлс, Ильинский, Ромм; ученые Капица, Ландау, Эйнштейн, Н.

Чудесные исцеления и пророчества, видения во сне и наяву, музыкальный восторг и вдохновение, безумие и жестокость – как запечатлелись в русской культуре XIX и XX веков феномены, которые принято относить к сфере иррационального? Как их воспринимали богословы, врачи, социологи, поэты, композиторы, критики, чиновники и психиатры? Стремясь ответить на эти вопросы, авторы сборника соотносят взгляды «изнутри», то есть голоса тех, кто переживал необычные состояния, со взглядами «извне» – реакциями церковных, государственных и научных авторитетов, полагавших необходимым если не регулировать, то хотя бы объяснять подобные явления.

Новая искренность стала глобальным культурным феноменом вскоре после краха коммунистической системы. Ее влияние ощущается в литературе и журналистике, искусстве и дизайне, моде и кино, рекламе и архитектуре. В своей книге историк культуры Эллен Руттен прослеживает, как зарождается и проникает в общественную жизнь новая риторика прямого социального высказывания с характерным для нее сложным сочетанием предельной честности и иронической словесной игры. Анализируя этот мощный тренд, берущий истоки в позднесоветской России, автор поднимает важную тему трансформации идентичности в посткоммунистическом, постмодернистском и постдигитальном мире.

В книге рассматривается столетний период сибирской истории (1580–1680-е годы), когда хан Кучум, а затем его дети и внуки вели борьбу за возвращение власти над Сибирским ханством. Впервые подробно исследуются условия жизни хана и царевичей в степном изгнании, их коалиции с соседними правителями, прежде всего калмыцкими. Большое внимание уделено отношениям Кучума и Кучумовичей с их бывшими подданными — сибирскими татарами и башкирами. Описываются многолетние усилия московской дипломатии по переманиванию сибирских династов под власть русского «белого царя».

Предлагаемая читателю книга посвящена истории взаимоотношений Православной Церкви Чешских земель и Словакии с Русской Православной Церковью. При этом главное внимание уделено сложному и во многом ключевому периоду — первой половине XX века, который характеризуется двумя Мировыми войнами и установлением социалистического режима в Чехословакии. Именно в этот период зарождавшаяся Чехословацкая Православная Церковь имела наиболее тесные связи с Русским Православием, сначала с Российской Церковью, затем с русской церковной эмиграцией, и далее с Московским Патриархатом.

Н.Ф. Дубровин – историк, академик, генерал. Он занимает особое место среди военных историков второй половины XIX века. По существу, он не примкнул ни к одному из течений, определившихся в военно-исторической науке того времени. Круг интересов ученого был весьма обширен. Данный исторический труд автора рассказывает о событиях, произошедших в России в 1773–1774 годах и известных нам под названием «Пугачевщина». Дубровин изучил колоссальное количество материалов, хранящихся в архивах Петербурга и Москвы и документы из частных архивов.

В монографии рассматриваются произведения французских хронистов XIV в., в творчестве которых отразились взгляды различных социальных группировок. Автор исследует три основных направления во французской историографии XIV в., определяемых интересами дворянства, городского патрициата и крестьянско-плебейских масс. Исследование основано на хрониках, а также на обширном документальном материале, произведениях поэзии и т. д. В книгу включены многочисленные отрывки из наиболее крупных французских хроник.