Краткий курс сталинизма: в анекдотах и преданиях - [3]
Мать перед смертью сказала о Сталине: «Жаль, что он не стал священником».
КРАТКИЕ ХАРАКТЕРИСТИКИ
Шолохов о Сталине: «Ходит, улыбается, а глаз как у тигра».
Троцкий: «Сталин ― гениальная посредственность».
Бухарин называл Сталина: «Чингисхан, прочитавший Маркса».
ПСИХИЧЕСКОЕ СОСТОЯНИЕ
В 1927 году плохо себя почувствовавший Сталин попросил Владимира Михайловича Бехтерева обследовать сего.
После осмотра Бехтерев попросил Сталина выйти для проведения консилиума и сообщил своим коллегам, что случай хрестоматийный ― у «сухорукого пациента» классическая паранойя. В энциклопедии говорится: «Паранойя ― стойкое психическое расстройство, проявляющееся систематизированным бредом... Все факты, противоречещие бреду, отметаются; каждый, кто не разделяет убеждения больного, квалифицируется им. как враждебная личность».
Кто-то из членов комиссии (для этой цели в нее включенный) доложил о диагнозе Сталину. Вскоре Бехтерев неожиданно умер. Врач, делавший вскрытие, установил отравление и даже состав яда. Этого врача арестовали. Семья Бехтерева была репрессирована.
ЗРИТЕЛЬНЫЙ ОБРАЗ ПОДСОЗНАНИЯ
Человек, присутствовавший однажды на заседании Политбюро, рассказывал, что Сталин был рассеян, сидел, рисуя что-то на бумаге. Всмотревшись, этот человек увидел, что Сталин рисует волчьи головы, целую стаю волчьих голов.
НЕДОСТАТОЧНО ГРОЗНЫЙ
Сталин считал, что Иван Грозный великий государственный деятель, но он допускал ошибки: был религиозен и испытывал угрызения совести ― казнил врагов, а потом каялся. В общем, для Сталина Грозный был недостаточно грозен.
ФАМИЛИИ, ПСЕВДОНИМЫ, КЛИЧКИ И КРУГ ИХ УПОТРЕБЛЕНИЯ
Семейная фамилия ― Джугашвили.
Поэтический псевдоним молодого Сталина ― Сосоло.
Среди грузин ― товарищей юности ― Coco.
Партийная кличка и официальная фамилия ― Сталин.
Оппозиция ― Неистовый Виссарион.
Среди лояльной интеллигенции конца 30―50-х гг. ― Хозяин.
Среди лояльной еврейской интеллигенции ― Балабуст (большой начальник, строгий хозяин).
Среди охранников и телохранителей ― Рябой.
Среди заключенных ― Усатый.
Артистическая среда ― Ус.
Ироническая кличка среди интеллигенции ― Отец родной.
Среди военных ― Верховный.
Среди партийной бюрократии ― Главный, Генеральный, Шеф.
Среди грузин-партийцев (до революции и в первое десятилетие после) ― Коба.
Этот внеличностный термин возник вместо слова-табу «Сталин» после разоблачения культа личности ― Ставка. НКВД ― Иван Васильевич (Грозный).
Англо-американские дипломаты, политики, журналисты ― Дядюшка Джо.
ЗАБАВА
В Сталине было что-то бессмысленно жесткое, садистское.
Старая большевичка Полина Семеновна Виноградская рассказывала, что когда у Сталина родился сын Василий, любимой забавой отца было пускать в лицо мальчика дым от трубки. Смеясь, Сталин смотрел, как морщится и плачет от дыма ребенок.
ГРУППОВОЙ ПОРТРЕТ ЭПОХИ
Фельетонист газеты «Правда» Г. Рыклин рассказывал.
В начале 30-х годов состоялась встреча советских журналистов со Сталиным и другими руководителями партии и правительства. Я был на этой встрече. В конце ее мы коллективно сфотографировались. На фото я стоял рядом с вождем.
Шли годы и шли аресты. Хранить фото врагов народа было небезопасно. И я начал резать. Я брал в руки ножницы и отхватывал сначала по одному опальному члену ЦК и руководителю на два-три журналиста. Потом репрессии стали более массовыми, и я отрезал больше людей на снимке. Вожди и журналисты постепенно исчезали с фото. В конце концов остались только Сталин и я. После XX съезда я отрезал Сталина и остался один.
ШАЛЯПИН О СТАЛИНЕ
Шаляпин несколько раз встречался со Сталиным на квартире Демьяна Бедного и в Кремле. Великий артист говорил о вожде:
― Этот человек не станет шутить. Он столь же легко, как легка его беззвучная кавказская поступь в мягких сапогах, взорвет храм Христа Спасителя, почту или телеграф. Взорвет все что угодно. Он не злодей, он таким родился.
ХАРАКТЕРИСТИКИ
Во второй половине 50-х годов Константин Симонов и Александр Твардовский разговаривали о Сталине. Симонов сказал: «Он был велик и ужасен». Твардовский сформулировал: «Сталин был гроссмейстер политической игры».
МНЕНИЕ ВРАГА
Бывший руководитель отдела пропаганды на Россию в Третьем Рейхе Пунк говорил, что Сталин был великим императором, создавшим новую монархическую структуру России. В России все образуется и вернется к при вычным формам жизни: члены партии станут новым, дворянством, а их глава ― самодержцем.
МНЕНИЕ СОЮЗНИКОВ
Переводчик-англичанин, участвовавший в правительственных переговорах союзников, свидетельствует.
Глаза у Сталина были как у кошки. Он знал все факты и сохранял свежесть ума. Умел и любил унижать людей. С иностранцами был вежлив, но старался застигнуть врасплох и поставить в трудное положение. Окружение Сталина боялось его. Сталин ― человек целенаправленный, скрывающий мысли и намерения под маской уверенности и спокойствия. Тщеславие и страх доминировали в нем. На Потсдамской конференции Сталин всегда стремился занять центральное место. Темный, коварный и жестокий человек,
Черчилль характеризовал Сталина как крупного политика. А может быть, хитрил: Черчиллю нужен был такой союзник, как Россия. А путь к России был через Сталина. Учитывая социально-психологические претензии Сталина, английский лидер хвалил его. После войны он многое пересмотрел в своих прежних мнениях, но кое-что уже вошло в традицию его мышления и не поддавалось переоценке.
Единственное в своём роде собрание фольклора постсталинской эпохи — вот что такое «Фарисея» Юрия Борева. Как в России, так и в Ближнем и Дальнем Зарубежье пользуется огромным успехом его же «Сталиниада» (1990). Теперь Ю. Борев собрал воедино исторические анекдоты времён оттепели, застоя и перестройки. Читатели этой книги будут смеяться и плакать, ибо история наша — вечный смех сквозь слёзы. Но смех, как известно, очищает и помогает жить.
Анатолий Васильевич Луначарский (1875–1933) был личностью многогранной и потому неординарной, и как подчеркивает автор в своей работе, отсюда и крайняя сложность в трактовке его позиции. Его называли романтиком и утопистом, он заметно выделялся среди других партийных функционеров своими идейными пристрастиями, сильно отличавшимися от российского варианта марксизма. Именно его мировоззрение, считает автор, делает Луначарского одной из самых противоречивых фигур в большевистском руководстве, наиболее подверженной критике со всех сторон.
Книга представляет собой эпическое повествование об эпохе сталинизма, построенное из мини-рассказов. В повествовании три слоя.Первый слой — мемуары по чужим воспоминаниям — рассказы выдающихся людей о Сталине и сталинщине.Второй слой — исторические анекдоты, обладающие разной степенью достоверности, но верно отражающие суть эпохи.Среди рассказчиков и героев рассказов — писатели Ахматова, Булгаков, Бабель, Зощенко, Пастернак, Платонов; деятели театра и кино Мейерхольд, Михоэлс, Ильинский, Ромм; ученые Капица, Ландау, Эйнштейн, Н.
Чудесные исцеления и пророчества, видения во сне и наяву, музыкальный восторг и вдохновение, безумие и жестокость – как запечатлелись в русской культуре XIX и XX веков феномены, которые принято относить к сфере иррационального? Как их воспринимали богословы, врачи, социологи, поэты, композиторы, критики, чиновники и психиатры? Стремясь ответить на эти вопросы, авторы сборника соотносят взгляды «изнутри», то есть голоса тех, кто переживал необычные состояния, со взглядами «извне» – реакциями церковных, государственных и научных авторитетов, полагавших необходимым если не регулировать, то хотя бы объяснять подобные явления.
Новая искренность стала глобальным культурным феноменом вскоре после краха коммунистической системы. Ее влияние ощущается в литературе и журналистике, искусстве и дизайне, моде и кино, рекламе и архитектуре. В своей книге историк культуры Эллен Руттен прослеживает, как зарождается и проникает в общественную жизнь новая риторика прямого социального высказывания с характерным для нее сложным сочетанием предельной честности и иронической словесной игры. Анализируя этот мощный тренд, берущий истоки в позднесоветской России, автор поднимает важную тему трансформации идентичности в посткоммунистическом, постмодернистском и постдигитальном мире.
В книге рассматривается столетний период сибирской истории (1580–1680-е годы), когда хан Кучум, а затем его дети и внуки вели борьбу за возвращение власти над Сибирским ханством. Впервые подробно исследуются условия жизни хана и царевичей в степном изгнании, их коалиции с соседними правителями, прежде всего калмыцкими. Большое внимание уделено отношениям Кучума и Кучумовичей с их бывшими подданными — сибирскими татарами и башкирами. Описываются многолетние усилия московской дипломатии по переманиванию сибирских династов под власть русского «белого царя».
Предлагаемая читателю книга посвящена истории взаимоотношений Православной Церкви Чешских земель и Словакии с Русской Православной Церковью. При этом главное внимание уделено сложному и во многом ключевому периоду — первой половине XX века, который характеризуется двумя Мировыми войнами и установлением социалистического режима в Чехословакии. Именно в этот период зарождавшаяся Чехословацкая Православная Церковь имела наиболее тесные связи с Русским Православием, сначала с Российской Церковью, затем с русской церковной эмиграцией, и далее с Московским Патриархатом.
Н.Ф. Дубровин – историк, академик, генерал. Он занимает особое место среди военных историков второй половины XIX века. По существу, он не примкнул ни к одному из течений, определившихся в военно-исторической науке того времени. Круг интересов ученого был весьма обширен. Данный исторический труд автора рассказывает о событиях, произошедших в России в 1773–1774 годах и известных нам под названием «Пугачевщина». Дубровин изучил колоссальное количество материалов, хранящихся в архивах Петербурга и Москвы и документы из частных архивов.
В монографии рассматриваются произведения французских хронистов XIV в., в творчестве которых отразились взгляды различных социальных группировок. Автор исследует три основных направления во французской историографии XIV в., определяемых интересами дворянства, городского патрициата и крестьянско-плебейских масс. Исследование основано на хрониках, а также на обширном документальном материале, произведениях поэзии и т. д. В книгу включены многочисленные отрывки из наиболее крупных французских хроник.