Краткая история. Война Алой и Белой розы - [79]
Упор на коллегиальное правительство, способное выправить перекосы при слабости короля и честолюбии важнейших магнатов, встречается в обращении к парламенту, составленном в 1483–1484 годах епископом Расселом. Он считал баронов не главными областными магнатами, а сенаторами, которые должны были исполнять совещательную функцию при государе в совете и в парламенте. Задачи исполнительной власти, по мнению Рассела, надлежало решать не местным баронам, но «государевым судьям и комиссиям», выполняющим указания «его высочайшего величества и его благородного совета» ради «политического устройства царства» [197].
Тема уменьшения независимости и власти над территориями аристократов явственно звучала и в труде Фортескью. На подобные мысли английских писателей, по всей видимости, вдохновляло чтение того же Цицерона и других древнеримских авторов, таких как Гай Саллюстий Крисп. Хотя в главе IX трактата «Английское правление» Фортескью приводил примеры из истории Франции времен Капетингов и Англии XIII столетия, но, показывая опасность сверхмогущественных подданных, он, возможно, в равной степени знал рассказы о Юлии Цезаре, Марке Антонии и других погубителях Римской республики.
К концу XV века подобные идеи владели умами не только небольшого числа интеллектуалов. Епископ Рассел стал одним из первых англичан, обзаведшихся томом трактата Цицерона «Об обязанностях» (купленным в Брюгге в 1467 году), но к 1500 году многие издания трудов Цицерона, напечатанные в Англии и за ее пределами, наполняли английские школы и домашние собрания. Более того, популярные гуманистические работы, предназначенные для учебных заведений нового типа (например, школы колледжа Магдалины в Оксфорде), передавали цицероновские идеалы нарождающемуся классу управленцев Йоркской династии и ранних Тюдоров. «Новая риторика» (Nova rhetorica) Лоренцо Траверсаньи, напечатанная Кекстоном в 1479 году и переизданная вторично спустя всего год, восхваляла достоинства грамматики и риторики перед поколением будущих гуманистов, хотя и копировала Цицерона без зазрения совести.
В 1481 году Кекстон выпустил переведенный Вустером трактат Цицерона «О старости», со страниц которого Катон Старший, убежденный республиканец II века до нашей эры, восхвалял мудрость преклонного возраста. Этот текст служил очередным образцовым посланием античности для переосмысления сути английского общества вследствие гражданских войн. В трактате утверждалось, что добрые граждане приносят достояние на алтарь служения общему делу (comyn wele), а не преследуют личную выгоду (singuler proufytte) [198]. Как считает Уэйклин, английские читатели XV века смотрели на творчество Цицерона и прочих авторов гуманистического толка не только со стороны латинской грамматики и прозаического искусства: они видели в книгах подтверждение собственным меняющимся взглядам на мир вокруг и искали способ достигнуть мирного и процветающего сообщества. Им хотелось «не только воспроизвести стиль Цицерона, но и подражать его мыслям» [199].
Помимо положительных культурных и философских аспектов, Буркхардт выявил и темную сторону Возрождения XV столетия. Рассуждая о личности, в особенности итальянской, ученый говорил: «Основной недостаток этого характера является, как представляется, также и условием его величия — развитие индивидуализма… в каждом отдельном случае [итальянец эпохи Возрождения] принимает самостоятельное решение, в соответствии с тем, каким образом находят внутри его общий язык чувство чести и выгода, соображения рассудка и страсть, примиренность и мстительность»[200][201]. Таким образом, отравители и прелюбодеи Борджиа представляли собой столь же чистый продукт Возрождения, как и гений Леонардо да Винчи.
Концентрированное выражение этой беспощадной, индивидуалистской, даже аморальной политики мы, конечно, находим в творчестве флорентийца раннего XVI века Никколо Макиавелли. Он черпал вдохновение не только в действиях современных ему итальянских политиков (в особенности Чезаре Борджиа, герцога Романьи), но и в поступках Людовика XI, Фердинанда Арагонского, императора Максимилиана и тех, кто пришел им на смену. Прагматический подход Макиавелли к политике, его вера в способность человека решать свою судьбу посредством собственных действий отчасти предвосхитил Филипп де Коммин, фламандский автор, служивший как Карлу Смелому, так и Людовику XI и лично наблюдавший за событиями Войны Алой и Белой розы.
Во второй половине XV века взгляды на политику изменились как в созерцательном, так и в практическом плане. Новое значение приобрели обман, заговоры и вера в то, будто великие (или добродетельные) люди могут сами творить свою судьбу. По утверждению Пола Строма, с 1450-х годов Англия переживала собственный «предмакиавеллиевский момент». Политичное поведение, по его мнению, более не ограничивалось только и исключительно «теми, кто щедрою рукою делал благо для всех, но относилось и к тем, кто устраивал все самым наилучшим образом для себя самих. Растянувшись и отдалившись от своих ранних и радужно-оптимистичных форм, политичное поведение теперь обозначало и действия тех, кто не чурался лжи, обмана и даже клятвопреступления, если это входило в набор средств удобной политической практики»
