Краткая история. Война Алой и Белой розы - [77]

Генрих VII, в свою очередь, не слишком связывал себя бюджетной риторикой. С 1487 года он возродил институт казенной палаты как финансового органа власти еще Йоркской династии, но особенность его денежной политики заключалась не в управленческих новшествах, а скорее в теории и понятиях, лежащих в ее основе. Как и во многих других аспектах правления, Генрих, возможно, и здесь ориентировался на Францию как на образец и источник вдохновения. То, что французские государи прочно удерживали корону на голове, гарантировалось их достоянием, за которое они не несли ответственности ни перед политически значимыми подданными, ни перед парламентом. Личный финансовый аппарат казначейства обеспечивал Генриху политическую безопасность. Пусть к концу царствования Эдуарда IV королевская казна и потеснила главное казначейство по объему основных денежных потоков, на протяжении большей части 1460-х и 1470-х годов основная функция коронных земель и королевских прерогатив оставалась политическим инструментом, а не альтернативным средством финансирования.

В последнее десятилетие века картина изменилась. Генриху VII удалось изменить три основополагающих узла системы средневекового государственного бюджета. Во-первых, доходы короны были в основном частными и как таковые управлялись придворным казначеем короля, при этом минуя регистрацию в главном казначействе и не подлежа никакой проверке. Во-вторых, торговые пошлины тоже стали частными: как свидетельствуют бухгалтерские книги казны, именно таковыми считались потонная и пофунтовая пошлины, в 1486 году одобренные парламентом для Генриха пожизненно. В‐третьих, под прикрытием «частной» сферы казначейства Генрих получил возможность тратить деньги по своему усмотрению, будучи защищенным от вмешательства совета или парламента. Внушительные затраты на драгоценности, переданные в одном только апреле 1505 года в качестве даров императору Максимилиану и эрцгерцогу Филиппу с целью заручиться поддержкой для борьбы с соперниками из вчерашней Йоркской партии (эквивалент почти годового дохода), демонстрируют факт освобождения внешней политики короля от налогово-бюджетных ограничений, актуальных для прежних государей. Эдуард IV и Генрих VII создали альтернативные, независимые от щедрости палаты общин и поддержки политического сообщества механизмы финансирования королевских замыслов.

К концу XV столетия благодаря книгопечатанию началась революция в распространении и чтении исторических и других трудов, что способствовало формированию английской политической культуры. Перед нами — первая страница «Хроник Англии» издания Уильяма Кекстона 1480 г. (STC9991)

Так монархи решали проблему бедности короны, осознавая, насколько это обстоятельство подрывает государственную власть. Бюджетные механизмы при ранних Тюдорах по сути своей отличались от таковых в период позднего Средневековья. Основой служили частные, в том числе земельные ресурсы государя, пропускаемые через его личное казначейство, а не «общественные» средства, одобренные парламентом и контролируемые главным казначейством. Отчасти произошедшие начиная с 1470-х годов перемены удовлетворяли программе Фортескью с его «новым основанием короны»; однако достигалось это ценой утраты Англией значительной части ее конституционного правления [187].

Гуманизм, возрождение и война Алой и Белой розы

В целом XV столетие давно признано периодом культурной трансформации в Европе. Ученый XIX века Якоб Буркхардт назвал 250 лет до 1600 года, но в первую очередь XV век, периодом мгновенных изменений во всех областях культуры, общества и искусства. Это Возрождение (понятие предложил французский автор Жюль Мишле в 1850-х годах) началось в Италии и отличалось двумя основными свойствами. Во-первых, открытие или возрождение античной школы знаний означало отход от иррационального, религиозного мира Средних веков. Во-вторых, перемены вели к проявлению нового духа индивидуализма, ставшего провозвестником современной эпохи. В последнее время ученые в большей степени отвергают общие, философские аспекты тезисов Буркхардта, в противовес ему считая Ренессанс в первую очередь культурным и литературным течением, основанным на возрождении античности и гуманизме (studia humanitatis).

Ведущий исследователь гуманизма эпохи Ренессанса Пауль Оскар Кристеллер отверг любые понятия о гуманизме Возрождения, относящиеся к состоянию человека или его заботе о гуманном. По его мнению, гуманизм «широко связан с изучением и подражанием классической античности, которые характерны для данного периода и находят выражение в познании и образовании, как и во многих других сферах, в том числе в науках и искусстве» [188]. К 1430-м годам под гуманизмом стали определенно подразумевать изучение грамматики, риторики, поэзии и нравственной философии, восходившей отчасти в заново открытым за сто лет до этого итальянским поэтом и ученым Петраркой письмам Марка Туллия Цицерона, древнеримского автора I века до нашей эры. На протяжении XV столетия итальянский гуманизм проник в университеты, королевские дворы и школы Западной Европы. Новые веяния производили скорое и сокрушительное воздействие: век не успел закончиться, как гуманистическая революция свершилась, а ее сторонники «убедили европейское сообщество, что без ее уроков никто не пригоден к управлению и руководству»