Краткая история. Война Алой и Белой розы - [66]
Если с комплектованием королевских войск возникали сложности, то положение Генриха Тюдора можно назвать еще более печальным. Никто не рвался под его знамена во время марша из Милфорд-Хейвена, а попытка заручиться гарантиями верности братьев Стэнли не встречала твердого «да». В сложившихся обстоятельствах Генри вынужденно полагался на небольшую группу тяжеловооруженных всадников, бывших с ним в изгнании с 1483 года, и, вероятно, на тысячу французских наемников. Ричард, со своей стороны, рассчитывал главным образом на воинов из ближнего круга, своего двора и тех, кого привел на поле герцог Норфолк. Сыгравшее решающую роль вступление в боевые действия сэра Уильяма Стэнли лишь подчеркивает скромность масштабов битвы при Босворте. По самым смелым подсчетам, в ключевом сражении Войны Алой и Белой розы участвовало менее 10 000 человек, действительно скрестивших между собой оружие.
Хотя идти в бой и, возможно, умирать за политические принципы или в силу верности сеньору для многих становилось будничным, привычным делом в ходе Войны Алой и Белой розы, политическая смута XV столетия способствовала возрастанию и других форм насилия. Иными словами, гражданская война служила хорошим прикрытием для сведения личных счетов и для спонтанных, не вызванных давней враждой злодеяний. Парламент 1472 года признавал разрушительный эффект войны. Выступая с обращением на открытии заседания, епископ Рочестера Ричард Алкок заявлял, что, хотя Генрих VI, «источник больших бед и долгой болезни этой земли», уже умер, «многие великие занозы и гнойные раны» по-прежнему остались не изжитыми, и множество «мятежного люда» предавалось, как и ранее, грабежу и притеснениям простого народа [166]. Парламентарии обсуждали различные печальные происшествия недавнего времени, такие как убийства Джона Глина в Корнуолле, Ричарда Уильямсона в Йоркшире и распря между Талботами и Беркли в Глостершире. Насилие в позднесредневековой Англии носило чуть ли не характер эпидемии, однако политические передряги, очевидные с 1450 года, придавали новые формы и оттенки преступлениям и беспорядкам. Убийство важных персон, например епископа Чичестера Моленса в январе 1450 года или законоведа из Уэст-Кантри Николаса Рэдфорда в 1455-м, рассматривалось как показатель недееспособности королевского правительства и неестественности внутриполитической смуты.
Гражданская война предоставила «покров законности» личным раздорам. Трудно представить себе, каким образом Джон Стаффорд смог бы избежать возмездия за беспощадное убийство сэра Уильяма Льюси в июле 1460 года, если бы не битва при Нортгемптоне, где это случилось. Стаффорд, похоже, всего-навсего возжелал молодой жены Льюси, Маргариты. Но радость Стаффорда по обретении желаемого была непродолжительной: он пал в сражении при Таутоне в марте следующего года. Чаще всего, однако, под покровом политического безвластия и беспорядка люди сводили счеты друг с другом в давних распрях из-за имущества. Так, например, происходило в Линкольншире в 1470 году: бунты, уже пылавшие в Йоркшире годом раньше, привели к слому местного управления. Ситуация предоставила барону Ричарду Уэллсу шанс вооруженным путем разрешить тяжбу с сэром Томасом Бургом из Гейнсборо. Робин Стори усматривал истоки гражданской войны в ожесточенных сварах между аристократами, столь характерных для вялого правления Генриха VI [167]. Cегодняшние историки не приемлют идею причинно-следственной связи между необузданными выплесками насилия вельмож и гражданской войной, но нельзя отрицать, что многие использовали конфликт на внутригосударственном уровне для достижения личных целей. Взаимосвязь между гражданской войной и дикой вакханалией беззакония в глубинке то и дело отмечалась на заседаниях в парламенте и в современных событиям летописаниях.
Воздействие войны на города
По меркам Италии или Нидерландов того времени, Англия не могла считаться особенно урбанизированной страной. Самый крупный город, Лондон, с его 40 000 жителей в середине XV столетия, был уникален в плане богатства и политического значения. Только Норидж, Йорк и Бристоль обладали населением около 5000 человек; большинство центров графств насчитывало от 2000 до 3000 жителей. Существовали еще, конечно, дюжины ярмарочных площадок с привилегиями городов, хотя большинство из них были лишь сеньоральными местечками. Население в них варьировалось от более чем тысячи в относительно крупных городках вроде Ньюарк-апон-Трента до населенных пунктов с несколькими сотнями жителей.
Вместе с тем редкие села и деревни находились на расстоянии больше дневного перехода от городских центров, поэтому города играли ключевую роль в политике, экономике и культуре позднесредневековой Англии. XV век стал, однако, кризисным для английских городов. Изменения в характере заморской торговли и внутренней экономики, факторы среды обитания, частые вспышки чумы и прочих моровых поветрий, рост Лондона — все это способствовало сокращению размеров и благосостояния провинциальных городских центров. Города вроде Ковентри и Сануиджа пережили в XV столетии сокрушительный упадок; большинство горожан по всей стране согласились бы с высказанным жителями Йорка замечанием, что «нет и половины добрых людей в нашем городе» по сравнению с «прошлыми временами»
