Краткая история тракторов по-украински - [76]

— При чем здесь будущая неделя? На будущей неделе положение изменится. — Охранник начал стегать их плетью по ногам. Его лицо и уши зарделись. — Вы, украинцы, неблагодарные свиньи. Мы спасли вас от коммунистов. Привезли в свою страну, кормим вас, даем вам работу. А вы только и думаете, как бы нас обокрасть. Что ж, вы хотите получить урок? Для таких подонков, как вы, у нас есть Исправительный блок. Слыхали о Блоке Ф? И как заботливо мы там за вами ухаживаем? Скоро сами обо всем узнаете.

До всех доходили слухи об Исправительном блоке — ряде из сорока восьми очень тесных бетонных карцеров без окон. Эти карцеры находились в стороне от исправительно-трудового лагеря — наполовину зарытые в землю и напоминавшие вертикальные гробы. Зимой мучения усугублялись из-за дождя и холода, а летом — от обезвоживания. Кое-кто видел, как через десять, двадцать или тридцать дней оттуда вытаскивали обезумевших, худых как скелеты людей. Говорили, что тех, кто просидел дольше, живыми уже не извлекали.

— Нет, — умоляла мама. — Сжальтесь!

Она схватила Веру и спрятала в складках юбки. Они прижались к стенке. Охранник подходил все ближе и ближе — над ними нависало его лицо. На подбородке блестела тонкая, мягкая, светлая щетина. Наверное, ему было лет двадцать с чем-то.

— Вы такой приятный молодой человек, — упрашивала мама, запинаясь на трудных немецких словах. В ее глазах стояли слезы. — Прошу вас, сжальтесь над нами, молодой человек.

— Хорошо, мы сжалимся. Не станем разлучать вас с ребенком. — Когда он быстро заговорил, пьянея от собственной власти, у него изо рта, где торчали кривые зубы, полетели брызги слюны. — Ты пойдешь вместе с ней, подоночья мать.

— Зачем вы это делаете? Разве у вас нет сестры? Нет матери?

— Зачем ты говоришь о моей матери? Моя мать — добрая немка. — Он минуту помолчал, сморгнул, но сила возбуждения была слишком велика или же его подвело воображение. — Мы научим тебя воспитывать детей так, чтобы они не воровали. Мы вас перевоспитаем. И твоего подоночьего мужа тоже, если он у тебя есть. Вас всех исправят.

Все кругом было окутано тьмой. Потом с нижней койки до меня донеслось тихое хныканье. Я лежала неподвижно, пытаясь понять, что это, поскольку никогда не слышала ничего подобного — отказывалась слышать этот звук, никогда не допускала его возможность. Старшая Сеструха плакала.

Когда-нибудь я еще расспрошу Веру об Исправительном блоке, но сейчас не время. Или, может, сестра права: возможно, о некоторых вещах лучше не знать — ведь потом о них никогда уже не забудешь. Отец с матерью никогда не рассказывали мне об Исправительном блоке, и я выросла, не догадываясь о том мраке, что таится на дне человеческой души.

Как они прожили остаток жизни с этой ужасной тайной, похороненной в их сердцах? Как могли выращивать овощи, ремонтировать мотоциклы, отправлять нас в школу и волноваться о результатах экзаменов?

Но им это удалось.

27 ИСТОЧНИК ДЕШЕВОЙ РАБОЧЕЙ СИЛЫ

— Папа, прошу тебя, прояви благоразумие, — сказала Старшая Сеструха, с грохотом поставив на стол кувшин с молоком. — Ты не можешь быть отцом ребенка. Почему она, по-твоему, убежала, когда я предложила пройти тест на отцовство?

— Вера, ты всегда була диктатором и сувала нос не в свои дила, — ответил отец, залив воздушную пшеницу жирными молочными вершками и засыпав ее целой грудой сахара. — Отстань од меня. Вертайся назад у Лондон. Пожалуста! — Руки у него тряслись, но он все равно пытался набить себе рот, потом закашлялся, и зерна, словно снаряды, полетели через весь стол.

— Попробуй хоть раз в жизни вести себя как взрослый. Где твои мозги? Ты — не отец ребенка, ты сам — ребенок. Посмотри на себя — ты же стал совершенно инфантильным!

— Инхвантилизьм — детска болезнь! Ха-ха-ха! — Он стукнул ложкой по столу. — Вера, з каждым днем ты усе бильше похожа на Ленина.

— Тест на отцовство — это хорошая идея, — ловко ввернула я. — Ведь ты узнаешь не только то, являешься ли отцом, но и мальчик это или девочка.

— Ага, — он аж перестал кашлять. — Хороша идея. Хлопчик чи девочка. Гарна идея.

Вера посмотрела на меня с благодарностью.

Станислав и Дубов были во дворе — отец с сыном переживали душевное единение под открытым капотом «роллс-ройса». Майк все еще спал в гостиной — правда, свалился с канапе на пол. Вера, отец и я завтракали в задней комнате, служившей теперь папе одновременно столовой и спальней. Сквозь пыльные окна струились косые солнечные лучи. Отец был в ночной рубашке — странном самодельном одеянии, сшитом из старой клетчатой рубашки «вайелла», которую он удлинил с помощью нескольких лоскутков пестрого фланелета, грубо пристеганных к поле черными нитками для пуговиц и стянутых спереди коричневыми шнурками от ботинок. Ворот был расстегнут, и когда отец говорил, в глаза бросалась его давно зажившая рана, ощетиненная седыми волосками.

— Но… — он осторожно перевел взгляд с меня на Веру, потом снова на меня, — …тест на отцовсьтво возможен токо после рождения ребенка. А тогда и так буде ясно, хлопчик или девочка без усякого теста.

— Да нет, тест на отцовство можно сделать еще до рождения ребенка.