Краткая история сотворения мира. Великие ученые в поисках источника жизни на Земле - [46]

Выступление в Сорбонне было для Пастера победным аккордом. На протяжении трех лет он вел публичную дискуссию по поводу спонтанного зарождения жизни. Его оппонентом был главный защитник этой теории во Франции – всеми уважаемый натуралист и директор музея Естественной истории в Руане Феликс Архимед Пуше. Дискуссия двух ученых вызывала столь бурный интерес, что Французская академия наук решила попытаться разъяснить этот вопрос, присудив престижную премию Д’Аламбера и вознаграждение в размере 2500 франков тому, кто сможет пролить свет на этот вопрос. Пастер победил, и Академия высоко оценила его экспериментальный подход. Победа обеспечила ему славу в христианских кругах, где его сочли защитником традиционных религиозных устоев против ереси радикального научного материализма.

Прошло три года с тех пор, как вышло французское издание книги Дарвина «О происхождении видов», и Пастер начал свою речь с того, что суммировал волновавшие аудиторию вопросы: «была ли жизнь сотворена тысячу лет или тысячу столетий назад, были ли виды постоянными или медленно и последовательно изменялись, превращаясь в новые виды». Пастер прекрасно владел ораторским искусством, но никогда не выступал так хорошо, как в тот вечер в Сорбонне. Подобно шекспировскому Марку Антонию, пришедшему уничтожить Цезаря, а не вознести ему хвалу, Пастер начал с того, что не сумеет ответить ни на один из этих вопросов, но затем дал понять, что может ответить на все.

Пастер обобщил основные идеи теории эволюции, кратко пересказав суть книги «Море» историка Жюля Мишле, которую читали многие из собравшихся: «Просто возьмем каплю морской воды, и из этой воды, в которой содержится немного неживого азотного вещества, морского ила или, как он его называет, плодородного желе, в результате спонтанного зарождения возникают первые существа, которые затем постепенно трансформируются, и усложняются, и достигают, скажем, через десять тысяч лет уровня насекомых, а через сто тысяч лет уровня приматов и самого человека». Но за всем этим кроется один ключевой вопрос: «Действительно ли вещество может организовываться самопроизвольно? И могут ли живые существа появляться на свет без родителей и предков?» Если жизнь – лишь результат естественных процессов, мы неизбежно приходим к выводу о ненужности Творца.

Далее Пастер пересказал историю развития теории спонтанного зарождения – от ван Гельмонта до Нидхема, Бюффона и более современных мыслителей. Однако, как заметил Пастер, все эти достойные люди упускали из внимания одну вещь. В этот момент свет в аудитории начал гаснуть, и лишь один яркий луч светил в сторону кафедры (в этом луче мерцали тысячи пылинок). Именно эта пыль, указал Пастер, была причиной того, что многие великие мыслители прошлого пришли к ошибочному выводу о возможности спонтанного зарождения жизни: в этой пыли содержится множество невидимых крошечных микроорганизмов. Используя термин сторонников концепции «преформирования», Пастер назвал их «зародышами». Благодаря этой идее Пастер стал одним из самых знаменитых ученых в истории человечества.

До конца жизни Пастер, установивший причины развития инфекционных заболеваний и возможности их предотвращения и уже занявший предназначавшееся ему место в пантеоне великих ученых мира, утверждал, что самым важным вопросом, над которым ему пришлось размышлять, – о возможности спонтанного зарождения. Вопрос этот, особенно во Франции, нес метафизическую нагрузку. Концепция спонтанного зарождения жизни была важнейшим элементом эволюционной теории Жана-Батиста Ламарка и открыто противостояла идее божественного происхождения жизни. По мере того как во Франции усиливалась политическая роль католической церкви, этот вопрос становился политическим, и его решение было столь же изменчивым, как политическая ситуация в постреволюционной Франции.

Ламарк разрабатывал свою теорию на рубеже XVIII и XIX вв., в беспокойные революционные дни, будучи профессором Ботанического сада – так революционеры стали называть бывшие Королевские сады Парижа. Его взял на работу сам Бюффон, и многие воспринимали его как протеже Бюффона. Молодая, революционно настроенная публика очень полюбила лекции Ламарка об устройстве постоянно движущегося и изменяющегося мира. Он даже осмелился предположить, что природа сама способна создавать жизнь. Когда-то такие заявления грозили преследованиями и даже смертью, и подобных идей придерживались только атеисты и маргиналы, однако революция сделала их привлекательными для многих.

По мере усиления консерватизма в обществе и государстве после реставрации монархии Бурбонов идеи Ламарка начали подвергаться критике. В 1830-х гг. теория эволюции во Франции переживала серьезную проверку. В это время вопросом о возможности спонтанного зарождения занялись двое самых известных ученых, представлявших два противоположных полюса эволюционного скептицизма: Жорж Леопольд Кювье и Этьен Жоффруа Сент-Илер.

Оба ученых, подобно Ламарку, ранее были профессорами анатомии в Ботаническом саду Парижа. Оба принадлежали к ближайшему окружению Наполеона: Кювье руководил воспитанием сына императора, а Сент-Илер сопровождал Наполеона во время краткого вторжения французов в Египет.