Краткая история династий Китая - [67]

В «Книге ритуалов» написано: «Только благородный муж может оценить хороший совет», поэтому я с искренней надеждой жду Вашего решения. Моя душа стремится к Вашему Превосходительству, и я жду Вашего ответа. Многое еще осталось недосказанным²⁹.

Генерал Мин ответил в соответствии с этикетом, что задержка письма вызвана «не тем, что я не ценю Нашего участия в том, что Вы мне написали, а уважением принципа, обозначенного в “Летописях весен и песней”: министр одной отрасли не имеет права вести тайную переписку с представителем другой». В своем ответе маньчжурскому регенту он оспаривает упомянутый тезис:

Письмо, которое я имел честь от Вас получить, заставляет меня нарушить принципы, записанные Конфуцием, о наследовании трона. Я восхищен удачным применением этой цитаты, однако в своем сочинении Конфуций имел в виду только феодальных принцев, которые погибли от руки убийц... Мудрец не может отнести этот принцип к ситуации, когда законный правитель империи совершает самоубийство перед алтарем в знак почтения к божествам. В такой ситуации столь подобострастное буквальное следование принципу было бы проявлением жестокого безразличия к империи в целом и, естественно, привело бы нашу империю к ужасам анархии и гражданской войны³⁰.

Генерал не хотел сдаваться, и Янчжоу был захвачен маньчжурами, которые учинили в городе ужасную резню. Но, во всяком случае, все формальности были соблюдены. Маньчжурская династия, несмотря на то, что была иноземной, принимала китайские традиции.

8 ДИНАСТИЯ ЦИН (1644―1912)

Император Шуньчжи, которому было всего шесть лет, когда маньчжуры захватили Пекин и объявили его Сыном Неба, казалось, олицетворял собой всю варварскую природу захватчиков. Искусство его интересовало больше, чем государственные дела, ему удалось завоевать уважение и признание китайских ученых-художников: он рисовал потрясающие картины в том свободном импрессионистском стиле, который так любили китайцы. Согласно летописям, он умер в двадцать три года, в 1661 г., однако, по неофициальным источникам, в том году он отрекся от трона и стал буддистским монахом в монастыре неподалеку от Пекина. Как бы там ни было, во главе новой династии опять оказался ребенок, семилетний сын первого императора. Но, в отличие от Шуньчжи, его правление продлилось шестьдесят один год. Правитель Канси был, бесспорно, самым восприимчивым, цивилизованным и высокообразованным из всех правителей китайской империи.

Хорошей иллюстрацией его дипломатических способностей может послужить то, как он заручился поддержкой конфуцианцев. Многие из них, подобно своим предшественникам в период монгольской оккупации, считали, что сотрудничество с захватчиками унижает их достоинство. В 1678 г. Канси приказал собрать всех талантливых людей Китая и рекомендовать их в качестве кандидатов для прохождения государственных экзаменов. Из тех, кто в конце концов был рекомендован (сама рекомендация больше походила на приказ), некоторые заявили, что скорее покончат с собой, нежели согласятся, другим же удалось представить уважительные причины, чтобы не являться на экзамены. Большая часть из тех ста сорока трех кандидатов, которые все-таки явились на экзамен, была настроена весьма враждебно. Однако их отношение изменилось после того, как они узнали, что новый император собирается отобрать пятьдесят лучших ученых для того, чтобы составить новую историю династии Мин. Верные этой династии, они просто не могли отказаться от такого предложения. Завершив поставленную задачу, они заняли высокие посты в правительстве. Естественно, что противостояние не могло продолжаться бесконечно, и спустя несколько лет китайские ученые уже занимали многочисленные правительственные посты.

Канси был достаточно умен и понимал, что иностранцы представляют потенциальную угрозу империи. В юности ему нравилось общаться с иезуитами. Их интеллектуальные способности и философский склад ума импонировали ему, а их научные знания были крайне необходимы китайцам. Были случаи, когда их календарь и предсказания затмений оказывались более точными, чем китайские и арабские, они также достигли высот в изготовлении оружия. Последнее особенно ценилось китайскими императорами, а когда об этом узнали в Риме, это вызвало всеобщее удивление. Канси очень тепло относился к иезуитам и в 1692 г. даже издал декрет в их защиту:

Мы серьезно обсудили вопрос о европейцах.

Они не вызывают волнений в провинциях, они не причиняют вреда никому.... их доктрина не имеет ничего общего с доктринами еретических религиозных сект, и у них нет намерения подстрекать к восстаниям. Мы не будем чинить препятствий ни татарским ламам, ни китайским бонзам строить храмы... еще меньше у нас оснований чинить препятствия европейцам, которые учат только добрым законам, мы не возражаем против того, чтобы они строили свои церкви и публично проповедовали в них свою религию¹.

Последующие события изменили мнение императора. Он был особенно разочарован спором о ритуалах — дискуссией о ритуале поклонения духам предков, возникшей между Римом и миссионерами, суть которой сводилась к вопросу, присутствует ли в этих ритуалах нечестивое поклонение мертвым. В этом споре Канси поддержал иезуитов, написав Папе послание, в котором говорилось, что Риччи правильно трактует ритуалы, воспринимая их просто как выражение почтительности. В очередной папской булле сообщалось о том, что такое понимание ритуалов является неверным, и это по понятным причинам разгневало императора. Недавно прибывшие из Франции миссионеры согласились с Римом, но они слишком мало знали о самом Китае и китайцах. Канси пишет об одном из них: «Мегро не просто невежествен в китайской литературе, он даже не знает самых простых иероглифов. Тем не менее он взялся говорить о ложности нравственных принципов Китая». Это и другие подобные разногласия в христианской церкви привели к тому, что император пересмотрел свое прежнее отношение к миссионерам: «В католической религии Общество Петра спорит с иезуитами, португальские иезуиты хотят, чтобы у них была своя церковь, в которую был бы допущен только их народ, того же хотят и французы. Это нарушает принципы религии»