Краткая история Англии и другие произведения 1914 – 1917 - [14]

Не обращая внимания на грубость в адрес англичан, задумаемся об образе мыслей, которые умудрились запутаться даже на таком интеллектуальном пятачке. Если французская армия ничтожна, кажется очевидным, что умения и доблесть германской армии должны быть сосредоточены не на ней, а на большем по размерам и менее ничтожном союзнике[29]. Если уж все мастерство и доблесть германской армии сосредоточены на французах, то их точно нельзя считать ничтожными.

Но прусский ритор цепляется за оба несовместимых движения мысли и настаивает сразу на обоих. Он хочет думать, что английская армия мала, но одновременно он хочет считать победу над англичанами великой. Он хочет подчеркнуть в один и тот же момент очевидную слабость британцев в атаке – и великое умение и отвагу немцев, отражающих эту атаку. Каким-то образом крах Англии должен быть неизбежным и очевидным, но германский триумф при этом решительным и неожиданным. Пытаясь использовать две противоречивые концепции одновременно, он получает на выходе кашу. Именно из-за этой каши в мозгах он гонит Германию на войну. Именно она, эта каша, приведет к тому, что долины и ущелья Германии затопит агония людей, умирающих от укуса этой невидимой уховертки[30], нечистая кровь этого таракана окрасит собой воды Рейна вплоть до моря.

Было бы нечестно основывать критику мировоззрения народа на словах какого-нибудь наследственного принца, но все обстоит точно так же и в случае с философами, которых даже мы, в Англии, воспринимали как пророков прогресса. Нигде это заблуждение не обнаруживает себя так же явно, как в забавно запутанных спорах о расе и в особенности о тевтонской расе.

Профессор Гарнак[31] и подобные ему люди упрекают нас, если я правильно их понял, в разрыве «тевтонских уз» – правил, к которым пруссаки должны быть особенно внимательны и в случае нарушения, и в случае соблюдения. Мы замечаем их в открытом захвате земель, населенных неграми, – таких, как Дания[32]. Мы замечаем их и в радостном признании своими белокурых и голубоглазых турок.

Именно этот абстрактный принцип профессора Гарнака и интересует меня больше всего; но как бы ни были сложны мои запросы, итог моих размышлений на удивление прост. Сравнивая профессорскую заботу о «тевтонстве» и отсутствие таковой о Бельгии, я могу прийти только к следующему умозаключению: «Человек не обязан держать обещания, которые давал. Но человек обязан держать обещания, которые он не давал».

Определенно договор, связывающий Британию и Бельгию, имел место, даже если его назвали клочком бумаги. Но тогда, если бы существовал договор, связывающий Британию с тевтонством, он бы оказался лишь потерянным клочком бумаги. Снова приведенные аргументы демонстрируют логическую извращенность мысли[33], тот самый узел в мозгу. То обязательства, то отсутствие обязательств; то оказывается, что Германия и Англия должны хранить верность друг другу, то Германия не должна хранить верность никому и ничему; то мы единственные среди народов Европы почти заслуживаем звания «германцев», то оказываемся за русскими и французами в стремлении к истинно германской душевности. И во всем этом туманно, но отнюдь не лицемерно, проступает смысл обыкновенного тевтонства.

Профессор Геккель[34] – еще один свидетель, поднявшийся против нас – стал знаменит благодаря доказательству замечательного сходства вещей, печатая рядом две фотографии одного и того же предмета. Вклад профессора Геккеля в биологию в данном случае очень похож на вклад профессора Гарнака в этнологию. Профессор Гарнак знает, как выглядит германец. Когда его попросили представить, как выглядит англичанин, он просто сфотографировал того же немца еще раз.

В обоих случаях это и искренне, и просто. Геккель был так уверен, что виды, проиллюстрированные при помощи эмбриона, действительно близко родственны и связаны между собой, что счел возможным для себя упростить пример при помощи повторения. Гарнак так уверен, что немец и англичанин похожи, что рискует обобщить их, как будто они одинаковы. Он сфотографировал, говоря образно, одно и то же глупое лицо дважды и говорит нам о замечательном сходстве между племянниками. Таким образом он пытается доказать существование тевтонства, как Геккель пытался с тем же успехом доказать несуществование Бога.

Теперь немец и англичанин не похожи ни капли – за исключением того, что и тот, и другой не негры. Они и в добре, и в зле куда более различны, чем два любых других человека, которых бы взяли случайно из великой европейской семьи народов. Они различны от корня истории своих стран, более того – от их географии.

Банально называть Британию островной. Британия не только остров, но остров, почти разрезанный морем на три части – даже в центральных графствах чувствуется запах морской соли. Германия – сильная, красивая и плодородная континентальная страна, где к морю ведут одна или две узкие тропы; люди относятся к морю как к озеру.

Поэтому британский флот по-настоящему национален – он естественный, он вырос из сотен драматических морских приключений с незапамятных времен до Чосера и после него. Германский флот искусственный; столь же искусственным было бы возведение Альп посреди Англии. Вильгельм II просто скопировал британский флот, как Фридрих II скопировал французскую армию: эта японская последовательность в имитации – одно из сотни качеств, которые есть у немцев и которых англичане лишены. Есть и другие превосходства немцев, столь же и даже более превосходные. Одно-два из них по-настоящему забавны. Например, бытует мнение, что у немцев есть то, чего не хватает англичанам: чрезвычайно живая традиция народной музыки и старинных песен, в отличие от английских городских выдумок или вообще сочинений профессионалов. Однако в этом немцы близки… к валлийцам: одному богу известно, куда девать идею тевтонства, если этот факт всплывет.