Краткая история Англии - [115]

Я рассматриваю эту открытость английского общества как решающий фактор в истории. Сегодня он снова подвергается испытанию. Если централизованный госаппарат не проявит больше уважения к территориальным и местным органам власти, он тем самым обречет себя на застой, лишит возможности обновления снизу, какого бы то ни было эксперимента, какой бы то ни было новизны, откажется от притока свежей крови. Гражданский провинциализм в XIX в., в эру наивысшего могущества страны, увлекал Англию далеко от столицы. Люди быстро теряют веру в самоуправление, когда те, кого избирали действовать от их имени, становятся далекими и незнакомыми. И это уже заметно в снижении доверия к государственным службам и в обращении к услугам частных компаний в сфере здравоохранения, образования и обеспечения безопасности. Мало кто из англичан в состоянии узнать или назвать имя руководителя местного сообщества, и эта анонимность деполитизирует сообщества и перекраивает социальное деление общества в некую внутреннюю классовую систему. Когда такие государства, как Испания, Италия, Германия и даже Франция, постепенно передавали власть провинциям, городским общинам и мэрам, Англия продолжала концентрировать всю полноту власти в Лондоне, на Уайтхолле и в Вестминстере.

И все-таки общая картина не столь удручающая. Университеты, средства массовой информации и законодательство остаются сильными и относительно плюралистическими, чему в немалой степени способствуют такие новшества, как Интернет, свобода информации, законы о правах человека и новый Верховный суд. Кроме того, существуют значительные препятствия излишней централизации в пределах Соединенного Королевства – речь идет о конституционной ограниченной автономии Шотландии, Уэльса и Северной Ирландии. Границы Англии, установленные еще в раннем Средневековье, постепенно всплывают из тумана времени. Процесс формирования и укрепления централизованной власти, который был необходим сначала англосаксам, потом норманнам, чтобы определить и защищать границы Англии от древних бриттов, меняет направление. Лондон был вынужден ретироваться из заморских колоний, теперь постепенно отступает из автономий внутри страны. Уже можно прочесть акты местных законодательных органов Эдинбурга, Кардиффа и Белфаста как первые документы нового конституционного соглашения.

Англия, таким образом, теряет желание управлять народами вне своих границ, даже теми, которые проживают на территории Британских островов, но не являются этническими англичанами. По-прежнему существует потребность в институтах некоего «объединенного королевства», поскольку они нужны шотландцам, валлийцам и части ирландцев. Но несколько асимметричная природа парламента, заседающего в Вестминстере, учитывая, что правительство Англии находится в почти рабской зависимости от членов парламента от полуавтономных кельтских окраин, не может быть устойчивой в длительной перспективе. Это деформированная демократия. Рано или поздно Англии потребуется ее собственное национальное собрание, внутри или вне контуров Вестминстерского парламента.

Раньше я считал письменные конституции инструментом только незрелых государств, но теперь мое мнение изменилось. Включение Европейской конвенции по правам человека в британские законы уже дало Великобритании письменную хартию значительных размеров. Вне зависимости от того, будет ли она позже дополнена или заменена новым Биллем о правах, в Англии, где, по словам Теннисона, свобода «…нисшед к полям и градам / Смешалась с смертною толпой / И понемногу нашим взглядам / Разоблачила образ свой»[55], одних конституционных традиций может оказаться недостаточно, чтобы защитить страну от угрозы выборной диктатуры. Права должны быть зафиксированы документально, поскольку им постоянно угрожают либо технические средства наблюдения, либо патологическое стремление упрятать неугодных в тюрьму и постоянно растущий произвол власти. Следует привести в систему границы местной демократии, обновить кадровый состав лондонского бюрократического аппарата и реформировать бюджетную сферу, которая на нынешнем этапе поглощает треть валового продукта Англии. В этом нет ничего нового. Такая многослойная, субсидиарная политика действовала на протяжении всей английской истории и по-прежнему применяется во всей Европе.

Именно эти традиции английской политической истории вдохновили американских революционеров в XVIII в., хотя те и восстали против английской короны. Американцы подражали и независимым тюдоровским боро, графствам, институту шерифов и мэров; они чтили демократические принципы общегородских собраний. Они обратились к истокам власти закона, к Долгому парламенту, к «Славной революции» и к Биллю о правах. Народы Британского Содружества наций, такие как Канада, Австралия и даже Индия, последовали их примеру. Они записали все, что имело значение, и, руководствуясь этими записями, создали то, что теперь можно назвать примером мировой демократии.

История учит, что наиболее успешно страны развиваются тогда, когда любые изменения – социальные, экономические или политические – идут снизу. Централизованная власть развращает тех, кто обладает ею, становясь при этом консервативной, репрессивной силой. Те, кто верит в свободу и демократию, должны контролировать ее. Строки Киплинга как нельзя лучше описывают самый ранний пример обуздания власти, Великую хартию вольностей: