Красота на земле - [30]
Ничего не скажешь, он был настоящим артистом — Декостер знал в этом толк. Аккорды вырвались наружу, словно ядро из пушки, но во всем этом было и то чувство меры, которое не каждый день встретишь. А сам ведь он — только взгляните: руки ни к черту, пальцы, как у скелета, тело… О теле лучше и не говорить. Но у него была сила весь мир закрутить в танце. Он словно притягивал волны с того конца озера, и они накатывали на берег не по своей прихоти, а по его желанию. Руж попросил его:
— Постарайтесь сыграть что-нибудь, что она знает, что-то оттуда, из ее страны…
Горбун начал с танцевальной мелодии.
А потом…
Ни Декостер, ни Руж не тронулись с места, потому что они и так все отлично видели. Сначала в раме окна за белыми занавесками появилась тень, потом она сдвинулась в сторону, уменьшилась, выросла, руки поднялись к лицу, волосам. Аккордеон расточал гаммы, потоки звенящих звуков, струившихся между пальцами и повисающих в воздухе, словно драгоценное колье, выставленное на продажу. Декостер и Руж не двигались с места, они ждали ее, а она все не появлялась. Тут Руж спросил:
— А бутылки?
Они так и болтались в сумке за спиной Декостера. Тот и не подумал поставить ее на землю.
— Господи! — воскликнул Руж. — Надо быстрей остудить их. — Он взял сумку у Декостера, спустился к воде и обернулся: — А ты живо готовь стаканы!
Руж наклонился и выложил на песок бутылки. Вечер был тихий, и волны набегали на них, ласковые и низкие. Руж присел и положил бутылки одну подле другой. Декостер был уже на кухне. Горбун на скамье даже не поднял лица, — наоборот, он склонился еще ниже и почти касался им своего инструмента, покачиваясь в такт музыке; вдруг он замер, снова начал двигаться в такт… А Декостер в это время искал стаканы в шкафу.
Никто не услышал, как она отворила дверь и вышла; она ступала так легко, словно вообще не касалась земли, но шелест ее юбки, похожей на крыло диковинной бабочки, заставил Декостера обернуться. Он так и застыл на месте со стаканом в руке. Руж как раз встал, опустил руки и замер, позабыв про свой праздничный голубой костюм, белый воротничок, галстук и внушительные усы.
Она стала еще прекрасней. Ее юбка всколыхнулась, одним движением она откинула волосы назад.
Руж хотел захлопать в ладоши, но передумал. Он неловко переступил ногами и сказал:
— Ну вот, глядите-ка… Вот видите, все хорошо.
Декостер поставил на стол стакан, слегка постучал им, и Руж словно проснулся:
— Декостер, надо бы отодвинуть стол в сторонку, будет побольше места… Помоги-ка. Приставим его к двери в мою комнату.
Они переставляют стол.
— А сейчас — мигом за бутылками! — говорит Руж, сам идет за ними и возвращается, неся по бутылке в каждой руке.
Он открывает бутылки, не решаясь на нее взглянуть. Она прислоняется к стене и ждет. Она улыбается, ее зубы блестят. Руж суетится, машет руками, откупоривает бутылки, говорит Декостеру:
— Тут все четыре стакана? Да уж, со стаканами у нас плохо… — Потом кричит: — Эй, месье Урбэн! Вы как, идете? Мы ждем. Давайте-ка чокнемся!
Он наполняет стаканы, в них льется чистое золото, чуть зеленоватое, дивно прозрачное: что ж, этого не отнять у нашей жалкой маленькой жизни.
Руж поднимает налитый доверху стакан:
— За ваше здоровье, мадемуазель Жюльет! Здоровье и благополучие.
Она тоже поднимает руку; он отводит глаза. Вино славное, свежее, терпкое, теплое, оно говорит с вами; он не решается говорить, он не может больше сказать ни слова, он только выпивает за пришедшего к ним горбуна.
Декостер прихлебывает вино, втягивая тощую шею с камушком адамова яблока; между двумя глотками он бросает взгляд на парадный шевиотовый пиджак, белую рубашку и шелковый галстук…
В ту ночь ее разбудил стук входной двери; она услышала, как кто-то тихо идет по камням.
Она не засветила лампу в своей чудесной новой комнате, но лунный свет падал ей на кровать. Бледный свет шел из-за пелены облаков, нависших над перевалом, где, должно быть, уже выпал снег. Без труда можно было увидеть, кто ходит перед домом, всего-то и требовалось отдернуть занавеску. Это был Руж, без фуражки и башмаков, на нем были только штаны и открытая рубаха. В руках он держал ружье, взятое у Боломе. Должно быть, он что-то услышал. Стальные стволы блестели в лунном свете.
Он прокрался в сторону деревни, потом вернулся и прошел мимо окна. Больше она ничего не слышала; он пошел, должно быть, к скале и зарослям камыша.
Глава одиннадцатая
Морис слезал с крыши курятника; он повис на обеих руках, и теперь оставалось только спрыгнуть вниз. Еще не было и десяти, и большой розовый дом был погружен в сон. Хозяин с хозяйкой спали на старой кровати из орехового дерева, прислуга — на еловых или железных кроватях, а нанятые недельные работники — на сеновале. Он связал ботинки шнурками и повесил на шею. Окно его комнаты выходило на задний двор. Рама заскрипела, но его все равно никто не услышит. Морис перекинул одну ногу, потом другую. Он приземлился у самой решетки, натянутой между бетонных столбов: синдик Бюссе любил, чтобы все было солидно и прочно. Кормушки из дерева заменили железными, поставили электромотор в амбаре, купили механическую сноповязалку. Надо идти в ногу с прогрессом.
Действие романа Шарля Фердинанда Рамю (1878–1947) — крупнейшего писателя франкоязычной Швейцарии XX века — разворачивается на ограниченном пространстве вокруг горной деревни в кантоне Вале в высоких Альпах. Шаг за шагом приближается этот мир к своей гибели. Вина и рок действуют здесь, как в античной трагедии.
Перед вами юмористические рассказы знаменитого чешского писателя Карела Чапека. С чешского языка их перевел коллектив советских переводчиков-богемистов. Содержит иллюстрации Адольфа Борна.
Перед вами юмористические рассказы знаменитого чешского писателя Карела Чапека. С чешского языка их перевёл коллектив советских переводчиков-богемистов. Содержит иллюстрации Адольфа Борна.
Перед вами юмористические рассказы знаменитого чешского писателя Карела Чапека. С чешского языка их перевел коллектив советских переводчиков-богемистов. Содержит иллюстрации Адольфа Борна.
Вступительная статья И. В. Корецкой. Подготовка текста и примечания П. Л. Вечеславова.
В четвертый том вошел роман «Сумерки божков» (1908), документальной основой которого послужили реальные события в артистическом мире Москвы и Петербурга. В персонажах романа узнавали Ф. И. Шаляпина и М. Горького (Берлога), С И. Морозова (Хлебенный) и др.
В 5 том собрания сочинений польской писательницы Элизы Ожешко вошли рассказы 1860-х — 1880-х годов:«В голодный год»,«Юлианка»,«Четырнадцатая часть»,«Нерадостная идиллия»,«Сильфида»,«Панна Антонина»,«Добрая пани»,«Романо′ва»,«А… В… С…»,«Тадеуш»,«Зимний вечер»,«Эхо»,«Дай цветочек»,«Одна сотая».
В романе знаменитого французского писателя Жана-Мари Гюстава Леклезио, нобелевского лауреата, переплетаются судьбы двух девочек — еврейки Эстер и арабки Неджмы (оба имени означают «звезда»). Пережив ужасы Второй мировой войны во Франции, Эстер вместе с матерью уезжает в только что созданное Государство Израиль. Там, на дороге в лагерь палестинских беженцев, Эстер и Неджма успевают только обменяться именами. Девочки больше не встретятся, но будут помнить друг о друге, обе они — заложницы войны. И пока люди на земле будут воевать, говорит автор, Эстер и Неджма останутся блуждающими звездами.«Я думаю теперь о ней, о Неджме, моей светлоглазой сестре с профилем индианки, о той, с кем я встретилась лишь один раз, случайно, недалеко от Иерусалима, рожденной из облака пыли и сгинувшей в другом облаке пыли, когда грузовик вез нас к святому городу.
Каждая новая книга Патрика Модиано становится событием в литературе. Модиано остается одним из лучших прозаиков Франции. Его романы, обманчиво похожие, — это целый мир. В небольших объемах, акварельными выразительными средствами, автору удается погрузить читателя в непростую историю XX века. Память — путеводная нить всех книг Модиано. «Воспоминания, подобные плывущим облакам» то и дело переносят героя «Горизонта» из сегодняшнего Парижа в Париж 60-х, где встретились двое молодых людей, неприкаянные дети войны, начинающий писатель Жан и загадочная девушка Маргарет, которая внезапно исчезнет из жизни героя, так и не открыв своей тайны.«Он рассматривал миниатюрный план Парижа на последних страницах своего черного блокнота.
Роман «Пора уводить коней» норвежца Пера Петтерсона (р. 1952) стал литературной сенсацией. Автор был удостоен в 2007 г. самой престижной в мире награды для прозаиков — Международной премии IMРАС — и обошел таких именитых соперников, как Салман Рушди и лауреат Нобелевской премии 2003 г. Джон Кутзее. Особенно критики отмечают язык романа — П. Петтерсон считается одним из лучших норвежских стилистов.Военное время, движение Сопротивления, любовная драма — одна женщина и двое мужчин. История рассказана от лица современного человека, вспоминающего детство и своего отца — одного из этих двух мужчин.
Йозеф Цодерер — итальянский писатель, пишущий на немецком языке. Такое сочетание не вызывает удивления на его родине, в итальянской области Южный Тироль. Роман «Итальяшка» — самое известное произведение автора. Героиня романа Ольга, выросшая в тирольской немецкоязычной деревушке, в юности уехала в город и связала свою жизнь с итальянцем. Внезапная смерть отца возвращает ее в родные места. Три похоронных дня, проведенных в горной деревне, дают ей остро почувствовать, что в глазах бывших односельчан она — «итальяшка», пария, вечный изгой…