Красота на земле - [16]
Глава седьмая
На другое утро Декостер увидел шедшего ему навстречу Ружа, а, надо сказать, такого не случалось ни разу за все десять лет, что они работали вместе.
Декостер жил в деревне и вот уже десять лет каждый день с утра пораньше он заставал Ружа за приготовлением кофе, который они выпивали, перехватив чего-нибудь перед рыбалкой.
Они садились в лодку, стоявшую в мутной, как после стирки, воде. Иной раз если не поднести руки к самому лицу, то их и видно не было. Случалось, что они не могли различить ни друг друга, ни огни бакенов, отмечавших их сети. Иногда они плыли на запад, иногда — в сторону гор, туда, где встает солнце, где Иерусалим. Плыли в тумане, который из серого становился желтым, а потом розовым; весной, летом, осенью и зимой — вот уже десять лет каждый на своей паре весел. И каждый день утром, когда Декостер приходил, он заставал Ружа у керосинки, которая всегда загоралась с первого раза и гасла от поворота краника, — а это большое подспорье в доме без женской руки.
Но в тот день Декостер увидел, как Руж вышел ему навстречу и делает рукой знак остановиться. Что-то стряслось, решил он, но скоро понял, что ошибается. Руж был явно смущен и не мог подобрать слов; Декостер не торопил его, и слова не сразу и не без труда, но все же нашлись. Засунув руки в карманы, они шли бок о бок по берегу. Руж не спешил, он все время замедлял шаг и наконец остановился.
— Послушай-ка, Декостер, вот что… Сегодня мы не пойдем за рыбой. Нельзя… Нельзя оставлять ее совсем одну…
Они остановились у самой воды на полоске твердого песка, где шаги не оставляли следов. До дома была еще добрая сотня метров, но Руж говорил едва слышно:
— Это Жюльет, племянница Миллике. Она пришла этой ночью.
— А!
— Да, ее выставила мамаша Миллике. Она поживет здесь.
— А!
Тишина.
Руж помолчал и наконец продолжил еще более нерешительно и смущенно:
— Скажи, Декостер, не знаешь, булочная уже открыта? Ты ведь можешь и с заднего хода… Нам бы нужно свежего хлеба…
— Ну да.
— А в молочной, если бы ты зашел, — полфунта масла. У нас-то все вышло…
— Да.
— А я пока сделаю кофе.
— Значит, масло и хлеб? — уточнил Декостер.
— Масло и хлеб.
— Хлеб, масло, и все?
— Хлеб, масло, и все… — Спохватившись, Руж добавил: — Погоди-ка, я дам тебе денег…
Он открыл кошелек; его лицо светилось, хотя солнце было у него за спиной, да оно и не вышло еще из-за горной гряды, где ему суждено было еще долго карабкаться по камням, обдирая колени и локти.
Декостер в своем вечном жилете пошел в булочную, перебирая длинными худыми ногами и размахивая несуразно вытянутыми руками.
Руж на цыпочках возвращается к дому. Он в домашней обуви, но галька все равно скрипит под тяжестью его грузного тела. Руж ставит ногу на землю, лишь уверившись, что другая не будет скользить. Он входит на кухню, прислушивается, но ничего не слышит.
«Делать кофе сейчас, — спрашивает Руж себя, — или подождать, пока она встанет?» Он что-то прикидывает и говорит себе: «Декостер будет здесь через двадцать минут, самое большее — через полчаса. Может, дождаться его?..»
Руж не решается сесть, боясь неловко вытащить скамью из-под стола, потом зажигает спичку и тушит ее, так и не поднеся к фитилю горелки.
Снова выходит наружу.
Он хочет посмотреть, не показался ли Декостер, хотя еще вовсе не время ему возвращаться; подходит к воде и смотрит в сторону деревни.
Одна за другой, по-собачьи чуя хозяина, к ногам его подкатывают волны. Руж смотрит туда, откуда должен прийти Декостер, и не решается бросить взгляд на единственное окно без ставень, которое он каждый вечер занавешивает куском полотна, пристраивая колечко на длинный гвоздь.
Он стоит спиной к окну, а легкие волны выгибаются и протягивают к нему лапы с белыми когтями. Руж приземист и грузен, с одного бока его голубая майка и брюки солнце окрасило в желтый цвет. Когда он поворачивает голову к деревне, его волосы тоже меняют оттенок; о трубке он и думать забыл. В небе над его головой кричат птицы, реющие над скалой на востоке. Синицы, щеглы, славки и дрозды никак не хотят угомониться. Руж думает: «Что это с ними сегодня?» Ему не по себе. «Нам-то что, мы со своим ремеслом и так встаем рано, а бывает, и раньше птиц. А вот ее они разбудят». Хорошо бы заставить птиц замолчать. Руж ошарашен шумом; воздух дрожит вокруг него, словно кто-то раздувает горелку. Вдруг наступила тишина, и лишь дрозд знай себе заливается где-то.
Дрозд все пел и пел, когда Руж услышал шаги и обернулся:
— Как?.. Это вы, мадемуазель…
Он не двинулся с места. Она рассмеялась. Над чем это она смеется? Руж хотел что-то сказать и не мог. Он смотрел на нее, вот и все. Он смотрел на ее шею, глаза и щеки… Он едва пересилил себя.
— Вы… Вы хорошо спали?
Она не услышала. Он сделал к ней шаг, потом другой; она даже не замечала, что он тут рядом. Она повернулась к востоку, туда, где возвышались большие горы. Между двумя вершинами была похожая на гнездо впадина; как раз там появлялось солнце, которое словно взмахивало крыльями, раздувая пух из крохотных розовых облачков, ну совсем как петух, воинственно топорщащий и складывающий блестящие крылья. Облака неспешно скользили ввысь, а снежные поля в горах сверкали, как серебристая бумага, которую дети разглаживают ногтем.
Действие романа Шарля Фердинанда Рамю (1878–1947) — крупнейшего писателя франкоязычной Швейцарии XX века — разворачивается на ограниченном пространстве вокруг горной деревни в кантоне Вале в высоких Альпах. Шаг за шагом приближается этот мир к своей гибели. Вина и рок действуют здесь, как в античной трагедии.
Представляемое читателю издание является третьим, завершающим, трудом образующих триптих произведений новой арабской литературы — «Извлечение чистого золота из краткого описания Парижа, или Драгоценный диван сведений о Париже» Рифа‘а Рафи‘ ат-Тахтави, «Шаг за шагом вслед за ал-Фарйаком» Ахмада Фариса аш-Шидйака, «Рассказ ‘Исы ибн Хишама, или Период времени» Мухаммада ал-Мувайлихи. Первое и третье из них ранее увидели свет в академической серии «Литературные памятники». Прозаик, поэт, лингвист, переводчик, журналист, издатель, один из зачинателей современного арабского романа Ахмад Фарис аш-Шидйак (ок.
Дочь графа, жена сенатора, племянница последнего польского короля Станислава Понятовского, Анна Потоцкая (1779–1867) самим своим происхождением была предназначена для роли, которую она так блистательно играла в польском и французском обществе. Красивая, яркая, умная, отважная, она страстно любила свою несчастную родину и, не теряя надежды на ее возрождение, до конца оставалась преданной Наполеону, с которым не только она эти надежды связывала. Свидетельница великих событий – она жила в Варшаве и Париже – графиня Потоцкая описала их с чисто женским вниманием к значимым, хоть и мелким деталям.
«Мартин Чезлвит» (англ. The Life and Adventures of Martin Chuzzlewit, часто просто Martin Chuzzlewit) — роман Чарльза Диккенса. Выходил отдельными выпусками в 1843—1844 годах. В книге отразились впечатления автора от поездки в США в 1842 году, во многом негативные. Роман посвящен знакомой Диккенса — миллионерше-благотворительнице Анджеле Бердетт-Куттс. На русский язык «Мартин Чезлвит» был переведен в 1844 году и опубликован в журнале «Отечественные записки». В обзоре русской литературы за 1844 год В. Г. Белинский отметил «необыкновенную зрелость таланта автора», назвав «Мартина Чезлвита» «едва ли не лучшим романом даровитого Диккенса» (В.
«Избранное» классика венгерской литературы Дежё Костолани (1885—1936) составляют произведения о жизни «маленьких людей», на судьбах которых сказался кризис венгерского общества межвоенного периода.
В сборник крупнейшего словацкого писателя-реалиста Иозефа Грегора-Тайовского вошли рассказы 1890–1918 годов о крестьянской жизни, бесправии народа и несправедливости общественного устройства.
В однотомник выдающегося венгерского прозаика Л. Надя (1883—1954) входят роман «Ученик», написанный во время войны и опубликованный в 1945 году, — произведение, пронизанное острой социальной критикой и в значительной мере автобиографическое, как и «Дневник из подвала», относящийся к периоду освобождения Венгрии от фашизма, а также лучшие новеллы.
«Мех форели» — последний роман известною швейцарского писателя Пауля Низона. Его герой Штольп — бездельник и чудак — только что унаследовал квартиру в Париже, но, вместо того, чтобы радоваться своей удаче, то и дело убегает на улицу, где общается с самыми разными людьми. Мало-помалу он совершенно теряет почву под ногами и проваливается в безумие, чтобы, наконец, исчезнуть в воздухе.
Каждая новая книга Патрика Модиано становится событием в литературе. Модиано остается одним из лучших прозаиков Франции. Его романы, обманчиво похожие, — это целый мир. В небольших объемах, акварельными выразительными средствами, автору удается погрузить читателя в непростую историю XX века. Память — путеводная нить всех книг Модиано. «Воспоминания, подобные плывущим облакам» то и дело переносят героя «Горизонта» из сегодняшнего Парижа в Париж 60-х, где встретились двое молодых людей, неприкаянные дети войны, начинающий писатель Жан и загадочная девушка Маргарет, которая внезапно исчезнет из жизни героя, так и не открыв своей тайны.«Он рассматривал миниатюрный план Парижа на последних страницах своего черного блокнота.
Роман «Пора уводить коней» норвежца Пера Петтерсона (р. 1952) стал литературной сенсацией. Автор был удостоен в 2007 г. самой престижной в мире награды для прозаиков — Международной премии IMРАС — и обошел таких именитых соперников, как Салман Рушди и лауреат Нобелевской премии 2003 г. Джон Кутзее. Особенно критики отмечают язык романа — П. Петтерсон считается одним из лучших норвежских стилистов.Военное время, движение Сопротивления, любовная драма — одна женщина и двое мужчин. История рассказана от лица современного человека, вспоминающего детство и своего отца — одного из этих двух мужчин.
Йозеф Цодерер — итальянский писатель, пишущий на немецком языке. Такое сочетание не вызывает удивления на его родине, в итальянской области Южный Тироль. Роман «Итальяшка» — самое известное произведение автора. Героиня романа Ольга, выросшая в тирольской немецкоязычной деревушке, в юности уехала в город и связала свою жизнь с итальянцем. Внезапная смерть отца возвращает ее в родные места. Три похоронных дня, проведенных в горной деревне, дают ей остро почувствовать, что в глазах бывших односельчан она — «итальяшка», пария, вечный изгой…